в год,
Как лес из ножей прорастает сквозь мёртвый храм,
И если сначала врач пел, что укол спасёт, —
То (Мэри же видит) теперь повторяет сам.
И дома не скрыться: с экрана польётся грех,
Кровавый закат и облитый мочой рассвет,
И Фрида с Дали растлевают со школы всех,
И нет остановки, границ уже вовсе нет.
И Мэри поёт Джону на ночь: «Ты уж кумир,
Ты знаешь, сквозь клеточку смотрит и стар, и млад…»
И кто-то в халате елейно зайти просил,
Пройдёмте-ка, Мэри, вы пишете тоже, да?
А Мэри молчит… говорит, что засохла кисть,
И краски (она говорит) завалились в щель…
Да, Мэри боится: Босх знает, кто там – в ночи,
Она твёрдо помнит, что заперли сзади дверь.
Опять отпустили – до завтрашних передач,
Но Мэри трясётся от шорохов за спиной:
Вот ворон двуглазый – картину подальше спрячь! —
Вот солнце, улыбки и… боже, спаси! – любовь…
Попытка
Убиты поздние цветы,
Незрелый плод не красит старость.
Как вышел ты из темноты,
Так и ушёл. И что осталось?
Любовь была – и не любовь,
Мы вразнобой горели часто,
И превращались во врагов,
И, плача, извинялись страстно.
Угар прошёл, и дождь прошёл,
И сожаленье, и усталость.
Из темноты ты вновь пришёл,
Но здесь уж света не осталось.
Ловушка (Трилобит)
В небе новом зажёгся свет,
Как с иголочки – океан.
На заре планетарных лет
Первый день был живущим дан.
Первый день, красота, любовь,
Над врагами победы сон.
И кричал эуметазой,
Жизни жадностью опьянён:
«Я – всего океана цвет!
К богу ближе, чем божья тень!
Не умру миллионы лет!
Пусть не кончится этот день!»
Ровно всё в мировых весах.
Наготове от врат ключи.
Если просишь, отринув страх, —
На, любимый сын, получи:
И, горячей волною смыт,
Кислород не найдя в воде,
Завернулся в себя трилобит
И о смерти взывал к звезде.
Но не в силах звезды – ответ:
От бессмертья ты взял ключи,
Панцирь каменный спас от бед
И от жизни закрыл. Молчи.
И, всё так же, как бог, красив,
В бесшабашную жизнь влюблён,
Он смотрел из последних сил,
Как ушла она в глубь – времён.
Как друзья ушли и враги,
Даже дети детей врагов.
Вместо плеска волны – шаги,
Гроб музейных витрин – для снов.
И по кругу твердит стена,
Будто мёртв он в горе лежал,
Будто мастер фен-шуй с утра
Над больным его час держал,
Будто плыл над Муреро флаг —
Когти он с полотна тянул,
Был кулоном, как ведьмы знак,
И игрушкой детей тонул.
В этой коме