щадит: На ходу он охал, стонал, а временами, казалось, вскрикивал. Как путешественник в тяжелой сонливости, клонился он то назад, то вперед, словно пытаясь сопротивляться яростным усилиям двух маленьких бретонских лошадок, тащивших его по довольно ухабистой дороге. В этом памятнике иного века находилось трое пассажиров; выехав из Эрне, где им сменили лошадей, они продолжали вести разговор с кучером, начатый еще до почтовой станции.
– Почему же вы думаете, что здесь появятся шуаны? – говорил кучер. – В Эрне люди говорили, что командир Юло еще не выступил из Фужера.
– Ну, ну, приятель, – ответил один из пассажиров, помоложе других, – ты-то рискуешь только своей шкурой. А вот если бы ты вез при себе, как я, триста экю да знали бы тебя за доброго патриота, ты не был бы так спокоен.
– А вы что-то уж очень болтливы, – ответил кучер покачивая головой.
– Считанные овцы – волку добыча, – откликнулся второй пассажир.
Этот человек, на вид лет сорока, одетый в черное, вероятно, был ректором где-нибудь в окрестности. Тройной подбородок и румяный цвет лица явно свидетельствовали о его принадлежности к духовному званию. Приземистый толстяк проявлял, однако, проворство всякий раз, когда приходилось вылезти из кареты или снова залезать в нее.
– А вы кто такие? Шуаны? – воскликнул владелец трехсот экю, судя по одежде, богатый крестьянин, ибо у него пышная козья шкура прикрывала штаны из добротного сукна и весьма опрятную куртку. – Клянусь душой святого Робеспьера, вам не поздоровится, если…
Он перевел свои серые глаза с кучера на пассажира и указал на пару пистолетов, заткнутых у него за поясом.
– Бретонцев этим не испугаешь, – презрительно сказал ректор. – Да и разве похоже, что мы заримся на ваши деньги?
Всякий раз, как произносили слово «деньги», кучер умолкал, и у ректора было достаточно сообразительности, чтобы усомниться в наличии золотых экю у патриота и предположить, что деньги везет кучер.
– Ты нынче с грузом, Купьо? – спросил аббат.
– Э, господин Гюден, почитай что нет ничего, – ответил возница.
Аббат Гюден испытующе посмотрел на Купьо и на патриота, но у обоих лица были невозмутимо спокойны.
– Ну, тем лучше для тебя, – заметил патриот. – А в случае беды я приму меры, чтобы спасти свое добро.
Столь деспотическое посягательство на диктатуру возмутило Купьо, и он грубо возразил:
– Я своему экипажу хозяин, и ежели я вас везу…
– Ты кто? Патриот или шуан? – запальчиво перебил его противник.
– Ни то, ни другое, – ответил Купьо. – Я почтарь, а главное – бретонец и, значит, не боюсь ни синих, ни аристократов.
– Ты, верно, хочешь сказать – аристокрадов, – прервал его патриот.
– Они только отбирают то, что у них отняли, – с горячностью сказал