на минутку. У Оли был вынужденный перерыв от репетиций из-за поездки в Китай, где родители в который раз вписались в обследования с надеждой на операцию, подарившей бы их дочери хоть толику звуков. И вот теперь Оле придется наверстывать упущенное. Зря она вообще соглашалась на поездку. Многолетние обследования в зарубежных клиниках показали, что пока панацеи в мире нет, и какой бы слуховой аппарат Мальцевой не подобрали, толку от него не будет. Глупо было тратить родительские деньги и свое собственное время на то, что было бессмысленным. Даже если эти самые родители никак не могли смириться с судьбой и все надеялись на медицинский прорыв, готовые собственные почки за него продать.
Театр глухонемых актеров затерялся среди офисных помещений и магазинов в одном с ними здании, относящемся к культурному наследию. Это был вытянутый дом с арочными проходами во внутренний дворик – сквер со скамейками и палисадником. Вывеска театра и афиша были невзрачные, но вот дверь с красивой ручкой под старину и резные наличники на окошке-кассе привлекали внимание, будто намекали, что внутри скрыто что-то прекрасное.
Оля прошла мимо этой двери. Она юркнула в арку и очутилась с задней стороны дома, чтобы вскоре исчезнуть за дверью служебного входа. На небольшой сцене уже вовсю проходила репетиция. Одни девушки порхали в воздухе как балерины, другие тянули шпагаты. Представления здесь были не такие, к каким привыкли люди, ведь слова заменялись жестами и пластикой тела. Танцы – вот, что составляло основу местных постановок.
Оля выглянула из-за кулис в зал. Галина Сергеевна активно жестикулировала, объясняя что-то новенькому парню из массовки. Женщина она была статная, высокая, одним своим видом внушающая уважение и доверие. Соловьева вмещала в одну себя и директора театра, и режиссера-постановщика, и сценариста, и продюсера. Но для Оли она была как вторая мама и понимала девушку порой лучше, чем родная. Взяв себе на попечение маленькую Мальцеву, Галина показала, что мир без звуков это не серый и унылый мир. Можно выступать на сцене и доносить эмоции и чувства вовне без слов, при этом разукрашивая себя изнутри.
Когда женщина закончила с массовкой, Оля решилась выйти из тени. Соловьева тут же кинулась к девушке и крепко прижала к себе, чуть ли не выбивая из легких девушки весь воздух. Будто наставница не была старше на тридцать лет, не корила труппу одним лишь взглядом своих темных глаз за оплошности, не держала в страхе новеньких неоперившихся птенцов. Они обе скучали друг по другу, нуждались друг в друге, и это стирало границы.
Отодвинув Олю немного от себя на вытянутых руках, но все еще сжимая за плечи, женщина быстренько пробежалась взглядом по миниатюрной фигурке. Ей хотелось понять, не изменилась ли ее любимая девочка, не сильно ли похудела из-за стресса, не тяготит ли что-то. Она стала закидывать Олю жестом за жестом, спрашивая про поездку, врачей, последние новости. «Все в порядке», «Поездка безуспешная, но родители хоть на время утихомирились», «Оставили ли мне роль?». Мальцева