отсюда. Немедленно. – Это была уже не просьба, а приказ.
Желваки заходили у него на щеках, руки в кожаных перчатках сжались на руле.
– Сейчас я не могу сдвинуть машину с места, – произнес он ровным напряженным голосом, глядя прямо перед собой. – Мы застряли.
– Аркин, послушайте меня. Я видела, на что способны большевики. Мы не собираемся сидеть здесь, как пара беспомощных телят, и ждать, пока они сделают еще что-нибудь подобное.
И тут он услышал. Услышал тихий шепот страха. Он развернулся на сиденье и посмотрел ей прямо в глаза. Какой-то миг они смотрели друг на друга, потом он опустил взор.
– Я понял вас, Валентина Николаевна.
– Прошу вас, сделайте что-нибудь.
– Их не стоит бояться, – солгал он. – Эти люди всего лишь хотят, чтобы у них были нормальные условия труда и чтобы им платили больше. Никто ничего не сделает вам или Екатерине Николаевне.
Она подняла руки, как будто хотела схватить его и затрясти.
– В таком случае достаньте коляску. Я повезу ее по улице.
– В этом нет необходимости.
Крепче взявшись за руль, он толкнул угол стоявшей перед ними кареты крылом «Турикума». Лошадь испуганно заржала, но теперь тяжелые автомобильные колеса оказались свободны, появилась возможность свернуть на тротуар и развернуться.
– Я вывезу вас.
– Что выберем?
– Бери меренгу, это ведь твое любимое.
– Может, лучше шоколадное?
– Ну нет, этого ты не получишь, – рассмеялась Катя. – Я сама его хочу. – С довольной улыбкой сестра провела вилкой по серебряной тарелочке с пирожным, стоявшей посредине стола. – Я выбираю первая, – объявила она.
Валентине было непросто, ей хотелось вести себя так, будто ничего не произошло. Ей хотелось, чтобы Катя хоть чему-то порадовалась, поэтому и привела ее сюда. Она давно уже не видела сестру такой веселой и оживленной. Вот только вилка для пирожного в ее руке почему-то казалась тяжелее свинца.
Аркин сдержал слово. Он проехал по тротуару, не обращая внимания на возмущенные крики пешеходов, которые разбегались в стороны перед приближающимся большим автомобилем. Он нашел способ вывезти их, и они поехали в другой ресторан – «Гавот». По дороге о том, что случилось, не говорили, а в ресторане Валентина выбрала столик в глубине зала, у стены, рядом с дверью в кухни. Как можно дальше от входа.
Все здесь казалось ей таким обыденным и повседневным: вокруг сновали официантки в черных платьях со сборчатыми белоснежными передниками и игривым белым кружевом в волосах. Все любезны, обходительны. Здесь зло не чувствовалось. Здесь не было слышно криков. Изысканно одетые посетители улыбались в свете настенных ламп со стеклянными розовыми абажурами, угощались пирожными, пили горячий шоколад. Смеялись. Разговаривали.
Валентина даже удивилась собственной тревоге. Похоже, никто, кроме нее, не был испуган и только у нее от волнения кусок не лез в горло. Все здесь дышали полной грудью.