очень уважал и ценил Ф. Э. Дзержинский…
Зная характер Павлуновского, Дзержинский всегда просил его быть осмотрительней и осторожней. Хотя сам Феликс Эдмундович часто рисковал жизнью.
Познакомившись с нами, Павлуновский сказал:
– Вначале вам предстоит серьезная учеба. Вы должны пройти курс специальной разведывательной службы. Без этих знаний хороших разведчиков из вас не получится.
Вскоре особый отдел 5-й армии и наша команда были переведены в Симбирск. Здесь мы и начали учиться.
По окончании курса Павлуновский вызвал меня и сказал:
– Беру вас с собой в Москву.
Так как у начальства не положено спрашивать, зачем и почему, я откозырял и вышел из кабинета.
Но раздумья не оставляли меня. Зачем в Москву? Какие для нас могут быть там дела? Тут, на фронте, мы нужнее.
И только в поезде Павлуновский, как бы между прочим, обронил:
– Получим специальное задание и вернемся обратно. Мы ведь работники Восточного фронта…
По приезде в Москву мы с И. П. Павлуновским сразу же пошли на Лубянку.
– Иван Петрович, а к кому мы идем?
Павлуновский метнул на меня строгий взгляд и бросил:
– Придем – узнаешь!
Получили пропуска, поднялись на второй этаж и вошли в комнату, где сидел секретарь.
– Здравствуйте, товарищ! Мы приехали по вызову, – сказал Павлуновский.
– Здравствуйте, товарищ Павлуновский! – ответил секретарь и предложил: – Посидите немного. Сейчас доложу Феликсу Эдмундовичу. Он о вас уже спрашивал.
Когда из кабинета председателя ВЧК вышел какой-то посетитель, секретарь сказал:
– Проходите.
Первым к двери шагнул Павлуновский, за ним – я. Навстречу из-за письменного стола вышел Дзержинский. Поздоровавшись с нами за руку, он сказал:
– Располагайтесь, товарищи! – И указал рукой на кресла. – Как у вас там дела? Рассказывайте.
Иван Петрович подробно докладывал председателю ВЧК о работе особого отдела 5-й армии, а я с интересом рассматривал легендарного Дзержинского и его кабинет.
Феликс Эдмундович был высок ростом, в простой гимнастерке защитного цвета, в таких же брюках и хромовых сапогах. Широкий ремень на узкой талии еще больше подчеркивал стройность его фигуры. Никакого оружия при нем не было. Худощавое лицо Дзержинского с небольшой клиновидной бородкой выглядело усталым, взгляд сосредоточен, внимателен, даже строг.
Когда он оборачивался в мою сторону, я чувствовал себя как-то неловко, стесненно. А вот Павлуновский, хорошо знающий Ф. Э. Дзержинского, явно не испытывал такого чувства. Он разговаривал с ним совершенно свободно, называя его по имени-отчеству.
Кабинет Феликса Эдмундовича представлял собой обыкновенную, не очень большую комнату. На письменном столе кроме чернильного прибора, электролампы и телефона – стопка книг и чья-то фотография в рамке. Рядом, под рукой, – этажерка