матушке твоей в глаза смотреть буду? Пойдем, в кухне они.
– Не буду подглядывать, доставай спокойно, – сказала я, демонстративно уставившись в окно. Не столько потому, что не хотела лезть в ее тайны, столько чтобы скрыть облегчение.
Грозя уехать, я рисковала, но, похоже, у прежней Настеньки характерец был не лучше, чем у муженька, и нянька поверила в мое притворство. Впрочем, я и не притворялась особо. Да, я бы не побежала в ночь в чем есть, и к Виктору бы на поклон не пошла, но и с Марьей полностью перестала бы общаться.
– Да пойдем, что я, другого места где спрятать не найду, в целом-то доме!
Она вытащила из шкафа мешочек с крупой, извлекла из него бумажник и бархатный кисет.
– Вот, все здесь.
– Спасибо, – сказала я. Очень хотелось заглянуть в кошелек, посмотреть, на что похожи местные деньги, а заодно – смогу ли я читать: в комнате своей предшественницы я не заметила ни одной книги, и в кухне ничего подобного не было. Но не стоило обижать старую няньку, ведь наверняка решит, будто я подозреваю, что она утаила деньги. В конце концов, она единственный мой союзник. Я заправила кошелек за пояс, повторила: – Спасибо. Ты правда волнуешься за меня, и заботишься как можешь, я понимаю. Но и я многое осознала, пока болела. Я обещала себе, что, если выздоровею, буду жить совсем по-другому, и я постараюсь, правда. Ты мне поможешь?
– Ох, лиса ты, а не касаточка! – вздохнула Марья. – Знаешь, как из меня веревки вить. Да только сколько уж раз я такие обещания слышала!
– Так когда, говоришь, сеять на рассаду? – сменила я тему.
Она открыла было рот, но я не дала ей заговорить.
– Ты советовала монастырь, грехи замаливать. Разве там белицы не работают? Разве не смиряют гордыню тяжелым трудом?
– Так-то оно так. – Судя по озадаченному выражению лица, Марья не понимала, к чему я веду.
– Вот и будем считать грядки моей епитимьей. – На миг я испугалась, что нянька заподозрит что-то, услышав незнакомое слово, и поспешила добавить: – Расплатой за безделье. И все же – когда?
Нянька покачала головой.
– Какая ж ты упрямая, вся в матушку. Та тоже, бывало, как возьмет что в голову, так и не отговоришь.
Я замолчала, выразительно на нее глядя, и Марья сдалась.
– Вот как день сравняется, тогда, и пора будет.
– А сейчас какое число? – спросила я, мысленно соотнося день равноденствия с привычными мне датами. По всему выходило, здесь климат похож на тот, в котором я выросла. Повезло, хоть тут переучиваться не придется.
– Четвертое капельника. Рано еще.
Капельник – это март? Действительно рано. Но есть ли в доме семена или нужно срочно где-то их добывать?
А что вообще есть в этом доме?
– Марья, покажи мне здесь все, – попросила я. – Ничего не помню после болезни. Будто и не к себе вернулась.
Нянька вооружилась связкой ключей и повела меня по дому. Одноэтажный, он выстроился буквой «п». В одном крыле – «черном» – прачечная, кухня и кладовая. В ней странным образом соседствовали мешки муки и рулоны холста.
– Не успела в чулан еду