фарсом, который был уместен разве что в кино или на сцене театра.
– Но, отец, мы же цивилизованные люди, и соблюдать какой-то нелепый обычай просто смешно… – Марианна осеклась на полуслове под тяжелым взглядом отца.
– Замолчи, неразумная! – крикнул он, гневно сверкнув глазами. – Закон кровной мести – священный закон. Его еще никто не отменял. Этот подонок должен заплатить своей кровью за смерть твоего брата. И он заплатит ею. Я бы сам разделался с ним, но мои руки слишком слабы, чтобы держать оружие, а ноги совсем не ходят. Я знаю, что скоро умру…
– Отец, не говори так! – в отчаянии воскликнула Марианна.
– Не перебивай меня. Выслушай мою последнюю волю. Ты сделаешь это вместо меня. Поклянись, что убьешь его.
– Отец, это же безумие. Это совершенно невозможно, чтобы я стала убивать. – Марианна потрясенно смотрела на отца.
– Клянись! – твердил он исступленно. – Ведь он убил твоего брата ни за что. Это преступник, и его нужно судить.
– Но я не вправе судить его. Пусть это делает правосудие, – с отчаянием отбивалась Марианна.
– Поклянись, или я прокляну тебя, – прохрипел отец. Марианна с ужасом смотрела на отца и четко осознавала, что вся ее жизнь до сегодняшнего дня была подчинена одной идее, одной цели. С той минуты, когда она навсегда, как ей казалось, покинула родной дом, она стремилась забыть, стереть из памяти все, что связывало ее с родовыми корнями, с ее истоками. Она обрубила эти корни. Волевым усилием она вырвала себя из той почвы, которой предназначено было питать ее своими живительными соками и делать сильной. Она даже сменила имя, чтобы забыть о том, кто она и откуда. Она надеялась укорениться на чужой почве. Она считала, что поступает правильно. Но почему вот только сейчас ей так неловко и неспокойно на душе. Как будто она совершила что-то постыдное или противозаконное… Как будто это она преступница, а не тот человек, который убил брата…
«Конечно! – неожиданно осенило Марианну. – Как же я сразу не поняла, что совершила преступление против своего рода. Я предала свою семью, и кара небесная не заставила себя ждать».
Что-то перевернулось внутри у Марианны. Где-то глубоко-глубоко, в самых дальних уголках ее сознания, произошло неожиданное движение. Как будто сдвинулся какой-то глубинный потаенный пласт, о существовании которого она никогда раньше даже не подозревала. И в образовавшуюся брешь, как лава из кратера разбушевавшегося вулкана, хлынула вдруг наружу звериная первобытная память их рода. Она заполнила собой все ее сознание, весь ее мозг, который теперь властно и жадно требовал мести.
Марианна высоко вскинула голову и прямо посмотрела отцу в глаза. Щеки ее пылали, взгляд был полон решимости, граничащей с фанатизмом. Она разжала губы и громко произнесла, как клятву:
– Я сделаю это. Я уничтожу его.
Слабая улыбка осветила лицо отца.
– Я верю тебе. Теперь я умру со спокойной душой. – Он привлек ее к себе и поцеловал в лоб. – Благословляю тебя на святое дело. Да хранит тебя Господь.
7
Не