он уволился и перебрался в эти места. Еще в молодости он развелся и долго жил холостяком, но, переехав, снова женился – на местной, намного моложе его, и недавно у них родился ребенок.
– О-о! Поздравляем! – Аки приветливо улыбнулась.
Проводник смутился.
– Не думал, что стану папой в таком возрасте. Придется работать за троих какое-то время.
Да, подумал я, тяжелая у него задача. Когда ребенок вырастет, отцу будет уже за семьдесят.
– Это ваш первенец. Хорошенький, наверное.
– Ну да. Очень симпатичный. Я и не думал, что такой получится.
Лицо проводника просияло.
– У вас нет его карточки? – спросил я, зная, что отцы обычно носят с собой фотографии любимых отпрысков.
Он смутился, но с нескрываемой радостью вынул фото из нагрудного кармана.
– Сколько ему?
– Скоро два.
С фотографии смотрел милый малыш, сидевший на руках у пухленькой, цветущей женщины.
– Как его зовут?
– Синъитиро. Первый иероглиф – «лес».
– Для сына проводника – самое подходящее имя.
– Какой милый!
Я прекрасно понимал смущение, которое испытывал тот человек, когда мы разглядывали фото его ребенка.
– Думаю, тогда он мог взять нож. Но зачем он это сделал? Ведь у него был свой.
– Мы сейчас говорим только о возможности, – тихо замечает она. – Больше в тот первый вечер ты ножом не пользовался. То есть ты мог и не заметить, что он пропал.
– Согласен.
На столе тогда много всякого лежало: путеводители, карты… Я собирался убрать нож, но, если кто-то потихоньку спрятал его в карман или сумку, наверное, мог и не заметить.
– Но зачем ему это понадобилось? Может, он случайно или спутал?
– Как он мог спутать свой видавший виды нож с твоим, совершенно новым?
Она смотрит на нож у меня в руках. И она права: в обычной жизни пользоваться ножом приходится нечасто. Когда я выбирал нож, меня привлекла его конструкция – много функций, но, по правде сказать, я ношу его с собой больше потому, что он мне нравится.
– Для чего человеку чужой нож? – Она продолжает задавать себе один и тот же вопрос.
Все это очень странно. Чего она так зацикливается на ноже? Хочет отвлечь мое внимание? Увернуться от моих попыток заставить ее признаться в преступлении? Но если на то пошло, она говорит очень серьезно и по-настоящему заинтригована загадкой таинственного исчезновения ножа. Или у нее на уме какая-то другая цель?
Она вдруг поднимает голову и смотрит на меня.
– А вдруг он заметил?
– Что? – вздрогнул я.
– Ну… про нас.
Ее взгляд серьезен, глаза блестят.
Я чувствую холодок на коже. Ее глаза напоминают мне озеро.
Озеро, похожее на ночь, с плавающими в нем звездами. Озеро, в которое лучше не заглядывать.
– Это невозможно. Он не мог. Что-то привлекло твое внимание?
– Нет. Ничего, – говорит она.
Я вздыхаю с облегчением.
– Вот именно. Это невозможно.
Однако