молчания я услышала голос Раймона, очень спокойный, уверенный голос:
– Бери такси. Я тебя жду. Все будет хорошо»[37].
Когда в январе 1937 года Эдит и Раймон начали сотрудничество, ей исполнилось двадцать два года, а ему – тридцать пять. Ассо, много повидавший в жизни, отличавшийся странной, нетипичной внешностью, был фигурой неоднозначной, обладал весьма сложным характером. Даниель Бонель, будущая помощница и секретарша Пиаф, опишет поэта в следующих выражениях: «Высоченный и худой, с поразительным носом, напоминающим лезвие ножа, этот мужчина выделялся особой внутренней красотой, которой он прямо-таки лучился. Однако чувствовалась в нем и потаенная грусть, которая позволяла думать, что он никогда не был по-настоящему счастлив. Словно человек, с которого живьем содрали кожу»[38].
Уже в пятнадцать лет Раймон Ассо стал совершенно самостоятельным, в дальнейшем он перепробовал множество самых разных профессий: пастух в Марокко, солдат Восточной армии, управляющий ночным клубом, работник издательства. И вот однажды Раймон открыл в себе талант поэта-песенника. За год до описываемых событий Ассо сочинил композицию «Mon légionnaire» (музыка Маргерит Монно) и якобы сразу же предложил ее Малышке Пиаф, которая опять же якобы от нее отказалась. Мы никогда не узнаем правду, но в мае 1936 года песню исполнила Мари Дюба, одна из тех певиц, на которых равнялась Пиаф. Однако Ассо был твердо убежден, что «Mon légionnaire» просто создан для Пиаф. 28 января 1937 года Воробышек предложила слушателю собственную версию песни; параллельно она записала две другие песни своего нового наставника, которые носили явный автобиографический характер: «Le Fanion de Légion» и «Le Contrebandier» («Контрабандист»).
«Mon légionnaire», перепетый в 1980 году Сержем Генсбуром, – классика реалистической песни. В этой композиции присутствуют все элементы, присущие данному жанру: соответствующая аранжировка, экзотика, мужественная чувственность, невероятная любовь и неизбежная смерть.
Il étais mince, il étais beau
Il sentait bon le sable chaud
Mon legionnaire!
Y avait du soleil sur son front
Qui mettait sur ses cheveux blonds
De la lumière
Bonheur perdu, Bonheur enfui
Toujours je pense à cette nuit
Et l’envie de sa peau me ronge…
On l’a trouvé dans le desert
Il avait ses beaux yeux ouverts…
Он был худощав, он был красив,
Он приятно пах горячим песком,
Мой легионер!
Солнце играло у него на лбу,
Озаряя его светлые волосы
Светом.
Потерянное счастье, ушедшее счастье.
Я по-прежнему помню о той ночи
И мечтаю о его коже.
Его нашли в пустыне,
Его прекрасные глаза были открыты…
Жан Кокто называл реалистическую песню той эпохи карманной трагедией. В ней обязательно торжествовал злой рок, неумолимый фатум. «Герои этих черных, трагических, безысходных песен, – писал критик Рене Бодлер, – жалкие, страдающие люди. Они побежденные. Это узники, которым не удается сбежать из замкнутого мирка, в котором нет солнца, но они когда-то видели его свет и теперь тоскуют о нем. Они грезят о любви, потому что только