или тряпкой для пыли. Что касается Рэмпола, отдыхающего в кресле под лимонным деревом и курящего трубку, то ему она напоминала швейцарский барометр, откуда выскакивают разные фигурки, предсказывающие погоду.
Утро и часть дня доктор Фелл обычно посвящал своей работе «Культура выпивки в Англии: с древности до наших дней» – монументальному труду, которым он занимался вот уже шесть лет. Ему нравилось прослеживать этимологию различных выражений, таких как напился как свинья, пить горькую чашу, а также употребление в них слов наподобие здоровье, резвость, мама и других. Даже в разговоре с Рэмполом он пытался коснуться вопросов, связанных с такими авторами, как Том Нэш[2] и Джордж Гаскойн[3].
Утро заканчивалось, где-то на лугах пели дрозды, в приглушенном солнечном свете вновь вспомнилось об ужасах четтерхэмской тюрьмы. Яркий полдень заставил американца зайти к доктору Феллу, которого он застал набивающим трубку. Доктор был одет в охотничью куртку, а его белая шляпа висела на полке у камина. Перед ним лежала груда бумаг, с которыми он периодически сверялся.
– К чаю у нас будут гости, – сказал доктор. – Я жду пастора, юного Старберта и его сестру. Они живут в замке, вы знаете. Почтальон сообщил мне об их визите сегодня утром. Вообще-то может прийти и кузен Старберта, довольно угрюмая личность. Я надеюсь, вам еще интересно узнать побольше об этой тюрьме?
– Конечно, если это не…
– Вы хотели сказать, будет ли это удобно. О, что вы! Все знают об этом. Мне даже интересно будет увидеть Мартина. Последние два года он жил в Америке, а его сестра приехала в замок, как только умер их отец. Милая девочка. Старый Тимоти скончался тоже при весьма странных обстоятельствах.
– Он сломал шею? – попытался угадать Рэмпол после минутной заминки.
Доктор Фелл крякнул:
– Если он и не сломал себе шею, то сломал все, что только можно было сломать. Он ужасно покалечился. На закате он выехал на прогулку, и, как раз в тот момент, когда он преодолевал подъем к тюрьме возле Ведьминого Логова, его сбросила лошадь. Его нашли поздно ночью лежащим в кустах. Лошадь была рядом и испуганно фыркала. Старый Дженкинс, его квартиросъемщик, нашел бедолагу. Он сказал, что никогда еще не слышал, чтобы лошади издавали такие ужасающие звуки. Старберт умер на следующий день. Он находился в сознании до самой смерти.
Несколько раз за время пребывания здесь Рэмполу казалось, что доктор просто разыгрывает его как американца. Но сейчас он считал иначе. Доктор Фелл намеренно столь долго рассказывал мистические истории, потому как они волновали его самого. Он, по-видимому, сам хотел во всем этом разобраться. За его бегающими глазами и покачиваниями в кресле могли скрываться беспокойство, подозрение и даже страх. Тяжелое дыхание астматика шлышалось в тишине комнаты.
Молчание нарушил Рэмпол:
– Вот как, значит. Мне кажется, суеверия