они приходили к тебе?
– Да, ваша светлость.
– Мы отвели его в лагерь гасконцев, – вмешался офицер, – и он сразу опознал их.
Герцог не сводил с Джакомо тяжелого взгляда.
– Ну?
– Когда я услышал, что ограблен дом монны Бригиды и украдены серебряные вещи, у меня возникли подозрения. – Голос мастера дрожал, а сам он побледнел как полотно. – Я тут же пошел к мессеру Бернардо и рассказал ему, что два гасконских солдата продали мне серебряные подсвечники, кубок и тарелки.
– Ты пришел к нему из страха или чувства долга?
Джакомо ответил не сразу. Его трясло. Наконец он заговорил:
– Мессер Бернардо – судья, уважаемый в городе человек. Я не раз выполнял его заказы. Коли эти вещи краденые, я не хотел держать их у себя.
– Он говорит правду, ваша светлость, – добавил Бернардо. – Я пришел к нему и сразу узнал подсвечники и тарелки.
– Они мои, ваша светлость! – воскликнула одна из женщин. – Каждый скажет вам, что они мои!
– Тихо. – Герцог перевел взгляд на гасконцев: – Вы признаете, что украли эти вещи?
– Нет, нет, нет! – истерично закричал юноша. – Это ошибка. Клянусь душой матери, я этого не делал. Мастер обознался. Я никогда его не видел.
– Уведите, – приказал герцог. – На дыбу его. Может, тогда вспомнит.
– Нет, – взвизгнул юноша. – Я этого не перенесу.
– Уведите его.
– Я сознаюсь, – выдохнул гасконец.
Герцог довольно усмехнулся и повернулся ко второму:
– А ты?
Тот гордо откинул голову.
– Я не крал. Я взял эти вещи. Это наше право. Мы захватили город.
– Ложь. Мы не захватили город. Он сдался.
По неписаным правилам ведения военных действий в Италии тех времен города, взятые штурмом, отдавались солдатам на разграбление и они могли брать все, что попадалось под руку. Если же город капитулировал, его жители выплачивали крупную сумму на покрытие расходов армии-победительницы, а их жизнь и собственность оставались неприкосновенными. Поэтому горожане предпочитали сдать город и только в редких случаях стояли насмерть.
– По моему приказу солдаты обязаны оставаться вне стен города. Тот, кто посягает на честь, достоинство или собственность его жителей, должен быть казнен. – Герцог взглянул на офицера: – На заре повесить обоих на площади. Объявить в лагере, в чем заключалось их преступление и какое они понесли наказание. Около виселицы выставить охрану. Городскому глашатаю каждый час сообщать населению, что оно может положиться на справедливость своего повелителя.
– Что он говорит? – испуганно спросил юноша старшего гасконца, так как герцог, обращаясь к офицеру, перешел с французского на итальянский.
Гасконец не ответил, только с ненавистью посмотрел на герцога. Борджиа повторил приговор по-французски:
– Вас повесят на рассвете в назидание остальным.
Юноша вскрикнул – казалось, его пронзила невыносимая боль – и упал на колени.
– Пощадите,