начинает разворачиваться. Перед глазами медленно начинают меняться очертания. Серый бетон взлётной полосы сменяется видом на пустынную местность с отдельными солончаками.
Нос вертолёта вращается, но высота остаётся неизменной. Разворачиваюсь практически на 360°. Справа уже подходит намеченный ориентир, и я начинаю заранее тормозить вращение.
– Контрольное висение норма, – доложил я, и Енотаев жестом показал разгоняться.
Наклоняю нос, вертолёт начинает поступательное движение вперёд. На указателе скорости стрелка медленно начинает отклоняться вправо. В моём блистере всё быстрее проносятся боковые огни и ограничительные призмы взлётной полосы.
Вертолёт проседает, стремясь ещё ниже клюнуть носом. Дрожит и никак не хочет разгоняться. Скорость 60 км/ч и пока не растёт.
– Выполняю набор до 100 метров, – проговариваю я по внутренней связи.
На мгновение тряска становится сильнее, и… барьер переходного режима преодолён. Разгоняемся дальше.
– Скорость 120, высота 100. Взлёт произвёл, – сообщил я и продолжил дальше увеличивать скорость.
– Крона, 201й на первом, 100. Отход по заданию, – доложил Енотаев руководителю полётами.
– Вас понял. Занимайте курс 160, высота 200.
Плавно поднимаю шаг и перевожу вертолёт в набор. Стрелка вариометра, показывающего вертикальную скорость, пошла вверх. Показания 3 м/с для вертолёта ощутимы.
На указателе поступательной скорости стрелка дёрнулась в обратном направлении, но этого нам не надо. Тормозить нельзя. Надо держать значение 200 км/ч.
– Сань, а ты всю ночь в Ленкомнате тренировался? – весело спросил у меня комэска.
– Нет. Спал как младенец.
– Такое ощущение, что на швабрах летал, – посмеялся Енотаев, окончательно убрав руки от органов управления и ноги с педалей.
Комэска имел в виду старый способ развития координации у лётчиков армейской авиации. Управление на вертолёте сложное. Помимо педалей и ручки управления, есть ещё рычаг шаг-газ, отвечающий за тягу несущего винта.
Вот и сажают проблемных курсантов в классе на стул, дают им в одну руку метлу, в другую швабру. И тот совершает ими движения, характерные тем, что в кабине.
– 201й, занял 200. Занятие зоны работы доложу, – сказал в эфир комэска.
Поскольку угол сноса на индикаторе уже значительный, приходится взять поправку в курс. Теперь можно и насладиться видом просыпающейся Каршинской степи.
Сплошная серо-жёлтая масса раскинулась на многие километры вокруг. Вдали можно разглядеть очертания реки Амударья, которую нам предстоит пересечь вскоре, на пути в Афганистан. А пока за ней только пески Каракумы.
Вертолёт начинает цеплять восходящие потоки тёплого воздуха.
– Вроде утро, а уже земля прогрелась, – сказал я по внутренней связи, проходя зону очередного такого потока.
Енотаев кивнул и указал мне на солончак слева от нас.
– Вот центр зоны. Давай здесь поработаем, – дал мне команду и доложил руководителю полётами о занятии района работы.
И начался стандартный