легшее вчера на сад, превратилось в мягкую грязную кашицу. Вот такой он, стамбульский снег. Не успеешь обрадоваться, что он скрыл все неприглядное, как весь город внезапно превращается в нестерпимо гадкий океан грязи. Мокро, слякотно. Собака тянула меня в сторону раскисшего оврага, представлявшего собой естественную границу между виллой Фикрета и кварталом геджеконду. На обочине грунтовой дороги, проходившей мимо дома, стоял бордовый «Фиат Уно» Нур. Надо бы его убрать с откоса, пока тепло, и припарковать где-нибудь на ровном месте. А то если снова все обледенеет, мы его отсюда не выведем.
Я поднял голову и посмотрел на окно одной из комнат второго этажа. Там спала Нур… Она снова стала моей. И не один раз. Снова стала моей девушкой. Хотя почему «снова»? Впервые. Два года назад мы были слишком молоды, незрелы, неопытны. Не смогли сохранить в городе любовь, зародившуюся на море. Нур по-детски взбрыкнула, ни с того ни с сего бросила меня, ушла. Это случилось в Джихангире[25], на вечеринке по случаю Нового года в квартире у одного из киношников, с которыми Нур дружила. С той вечеринки Нур ушла под руку с другим парнем. А перед тем как уйти, с дрожью в голосе заявила, стоя на балконе, с которого открывался потрясающий вид на Босфор, что хочет, чтобы мы остались друзьями. Ей было страшно. Она тогда была еще совсем ребенком. Мы оба были детьми. И поэтому я, едва Нур ушла с вечеринки, свел на кухне знакомство с тощей чернявой девицей, и мы отправились в Фирузагу[26], где у нее была квартира в полуподвале. Там я и провел остаток ночи, без всякого удовольствия трахая свою новую подружку под флуоресцентной лампой. Механически совершал положенные движения, даже не потрудившись полностью раздеться…
Теперь же мы, два взрослых человека, начинали серьезные отношения. Эта мысль должна была наполнять меня счастьем. Новый год – время радостных событий. Вот и у Фикрета дочка родилась. Нур второй раз стала тетей. Тетя Нур. Рождалось следующее после нас поколение. Мы становились дядями и тетями. Я попытался улыбнуться. Но тяжесть, лежащая на сердце, никак не желала исчезать. Все из-за этого телефона. Но почему? Он же известил не о смерти, а о рождении.
Хаски помочилась у колеса машины и потянула меня дальше. Для собаки среднего размера она была весьма сильна. Это ведь такие возят в Сибири сани? У Фрейи, конечно, ума палата. Это же надо было притащить в Стамбул сибирскую собаку, которой положено таскать сани по снегу, и посадить в конуру на вилле в Левенте. Чтобы хаски могла спокойно справить большую нужду, я спустил ее с поводка, и она, побегав немного вокруг дерева, росшего на склоне оврага, присела, прижала уши и стала делать свои дела.
Я отвернулся и посмотрел на геджеконду на другой стороне превратившегося в море грязи оврага. Кто знает, может быть, ночью, когда мы с Нур голышом бегали из гостиной на лестницу, оттуда на кухню и снова в гостиную, оттуда за нами наблюдали? Свет мы не включали, но телевизор работал. Если кто-нибудь заметил нас в его голубом свете, то наверняка провел увлекательную новогоднюю