не смогли помочь.
– Соболезную твоей утрате, – печально отзывается Кир.
– Спасибо, – только и могу вымолвить я. – У меня накануне того дня было такое странное ощущение, как легкое недомогание, словно знак, что не нужно его было отпускать. Я предложила ему не ехать, пропустить встречу с ребятами. Но… он поехал.
Словно мышечная память на закрепление конкретной двигательной задачи, так и я… будто по привычке делюсь с Кириллом наболевшим. Раньше мы рассказывали друг другу многое. Как прошел день, что расстроило, что произошло важного, доброго или ужасного. Это… удивительно. Когда-то я считала его близким человеком. Когда-то я готова была на многое ради него. Но… он не захотел. А я смирилась и отпустила его. Мне казалось, что сердце разбилось вдребезги и никогда ему уже не стать цельным и не биться размеренно в груди.
– Не вини себя, – успокаивает меня Кирилл одним своим присутствием, одним взглядом. – Ты ничего не могла предугадать. И ничего не могла изменить. Вера, ты не должна корить себя.
Обеспокоенность в его твердом взгляде полосует меня еще больше. Мне было бы морально проще, если бы Кирилл вообще не проявлял ко мне никаких эмоций. Полное равнодушие – идеальный вариант. Но он сопереживает и сочувствует мне. Выглядит при этом до неприличия искренним, печальным, как будто и правда он умеет глубоко чувствовать чужое горе и откликаться на проблемы других.
– Я знаю, – горестно улыбаюсь, потому что, несмотря ни на что, не получается… Не получается перестать себя винить. Я ведь могла бы настоять. А Гриша бы меня послушал. Но я этого не сделала. А если бы сделала… Мы бы с ним жили счастливо, и у Дины был бы папа, который никогда бы никому не позволил обидеть свою маленькую девочку, всегда бы поддерживал и помогал. Был бы для нее идеалом и примером во всем. А так… Она его даже не вспомнит через несколько лет, а Грише не суждено увидеть, как она взрослеет, смеется, как в нем нуждается. Я так жалею, что не записывала больше совместных видео, не снимала чаще семейные фото. Тяжкий груз лежит на сердце и не любой камень можно сдвинуть с души.
Отворачиваюсь и украдкой стираю слезу. Мне стыдно за свои воспоминания о Кирилле, они так не вовремя отворяют запретную дверку, где спрятаны старые чувства… Гриша никогда бы меня не предал и не отказался от меня. Он любил меня безмерно. Я не должна омрачать светлую память о супруге мыслями многолетней давности и эпизодами, когда я по-настоящему считала Кирилла своим.
– Вера…
Моего напряженного слуха касается шумное дыхание Кирилла и его громкий чувственный шепот. Этот мужчина стоит прямо за моей спиной. Но дотрагиваться неуместно, а значит, он так и останется просто стоять и продолжит смотреть на меня.
– Вера, я вижу, тебе больно. Не плачь, пожалуйста. Мне невыносимо смотреть на твои переживания. Женские слезы – это мой личный триггер.
Горло сводит судорогой, и горячий ком обжигает гортань, не позволяя сделать даже вздоха.
– Все нормально. Просто иногда еще накатывает, – отвечаю я срывающимся голосом, продолжая размазывать