и неторопливо, как Моренко бросал камни, и пахло здесь водорослями, травой, свежестью, но как будто и болотом слегка тоже. У берега, где мелко, проглядывалось илистое дно.
– Тут глубина метра через три, – сказал Моренко. – Причем неожиданно. Идешь себе спокойно, воды по щиколотку, а потом бац – и ты уже в речном царстве. Сразу с головой уйти можно, а еще течение. Когда я тут мелким бегал, еще не было причала, администрации вашей, отеля. Просто поле и спуск. Так вот, меня родители пугали, что на мелководье лежат сомы и ждут, когда дети придут. Дети ведь несмышленые, бегают не глядя, лишь бы неглубоко было. И вот сомы лежат, пасть распахнув, и детвора туда проваливается, в пасть. Целиком, представляете? И сом тут же на глубину соскальзывает – и все, ни его, ни ребенка. Каждый год так дети пропадали. А мы верили.
Брошенный камешек упал в воду.
Моренко, оказывается, не такой молчаливый, как час назад. Возможно, он из тех людей, которым нужно привыкнуть к собеседникам, чтобы раскрыться. Чтобы показать себя настоящего.
– Вы тоже бегали? – спросила Надя.
– А как же. Развлечений других не было. Это ведь только в названии город, а на самом деле пятьдесят лет назад тут деревянные дома стояли, а из кирпичных – завод и первая администрация, вон там, ближе к федеральной трассе. Ни Интернета, ни супермаркетов, только дороги, перекрестки, лес кругом и Волга. Все тут бегали. И сомов боялись. И еще речного царя. Эй, вы тут как вообще?! Соскучились?
Последнее Моренко крикнул на воду, а потом, резко замахнувшись, швырнул сразу горсть камешков в речную гладь. Надя вздрогнула от неожиданности. Голос у Моренко был сильный, громкий. Наверху тоже услышали. Детишки с деревянной набережной стали смеяться, облепили горизонтальные перила, наблюдая.
– Ну, покажитесь! – кричал Моренко. – Царь, как корона? Как дочери? Жив вообще, тухлый карась? Знаю, что жив! Давай уже, вылезай при честном народе! Чего прячешься? Вот он я, перед тобой! Встретимся лицом к лицу на свежем воздухе!
Как будто сейчас что-то должно было произойти.
Например, из мелководья прыгнет гигантский сом с распахнутой пастью и проглотит музыканта целиком, с ботинками и костюмом.
Или, например, вспенится вода в центре реки, и оттуда покажется речной царь, как из сказок, с белой бородой и зелеными волосами, в короне, с трезубцем. Или это в диснеевской «Русалке» такой был?
Ничего не произошло. Никто не вылез, никто не был сожран, но Надю вдруг пробила дрожь, словно солнце на мгновение зашло за тучи и температура упала с плюс двадцати пяти до нуля.
На лице Моренко блуждала улыбка. Он больше не кричал и камни не бросал. Творческое помутнение – или что там было – миновало.
– Пойдемте отсюда, – предложила Надя, поежившись.
– Нет, нет. Давайте вон туда, направо, к понтонам.
Он зашагал по упругой грязи, оживленный и как будто очнувшийся после глубокой утренней хмурости.
– Знаете, Надя, вот на этом самом месте я лишился девственности, – говорил Моренко, показывая куда-то в