заметно улыбался, но почему-то одними губами. Во взгляде плескалась тоска. Только осознала, что мужские руки всё ещё обнимают меня, а я стою непозволительно близко к мужчине и мои ладони совершенно бессовестно лежат на его груди.
– Отпустите, – буркнула я, пытаясь выбраться из кольца рук.
– Что это? – явно не торопясь подчиняться моей просьбе, спросил он.
Я отстранённо отметила, что блондин говорит уже почти без акцента, а сама попыталась понять, о чём он. Впрочем, это не составило труда, очень уж красноречиво зелёные глаза прожигали кольцо на моей руке, всё ещё прижатой к его груди.
– Я выхожу замуж, – с вызовом, испытав некое подобие ликования, бросила я. И снова попыталась высвободиться. Но вместо того чтобы отпустить, блондин тихо произнёс:
– Не смеши.
– Что?! – возмутилась я. – Я люблю его…
– Кого?
– Графа…
– Ой ли? – даже не пытаясь скрыть усмешку, усомнился он.
– Это не ваше дело, – обиженно выпалила я.
Пришелец нахмурился, слова потекли медленно, хрипло, так, будто причиняли ему боль:
– Так глупо идти против своего сердца. Кому и что ты хочешь доказать?
– Пусти! – уже не сдерживаясь, зло шикнула я.
Вокруг было слишком жарко, пыльно, душно. Хотела вдохнуть полной грудью, но у меня не получалось. Перед глазами всё размылось, только бледное лицо незнакомца и его словно горящие изнутри призрачным невиданным доселе светом глаза сохраняли чёткость в этом вдруг утратившем чёткие границы мире. Нужно от него сбежать, как можно быстрее сбежать…
– Сама звала, а теперь гонишь? Ты словно ветер, Лили, – медленно, едва слышно произносит он.
– Никого я не звала, – выкрикиваю я, а сама отстранённо понимаю: он знает моё имя?
Меж тем руки мужчины ослабевают, разжимаются, опадают. Я, обретя наконец столь желанную свободу, отступаю на шаг и вижу эти его руки, безвольно висящие вдоль тела. На правом запястье кроваво-красная атласная ленточка… В груди что-то щемит. Невыносимо смотреть. Отворачиваюсь, чтобы сбежать, и снова слышу это его:
– До первых осенних листьев…
Да какая кому разница?! Какая кому разница…
Забыв про оставленную на рынке няню Тафиту, прибегаю домой. Закрываюсь в комнате. Почему-то хочется плакать. Прижимаю тыльную сторону ладони к губам. Дышу, но дышать больно. И всё-таки срываюсь в плач. Уже не в силах сдерживаться, бросаюсь на кровать и вою в подушку как тяжело, нет, пожалуй, даже смертельно раненное животное.
ГЛАВА 7. ЗЕЛЁНЫЕ ГЛАЗА
Утро наваливается бескомпромиссно, протискивается в открытые окна, вдавливается в закрытые веки, горит красным у самого зрачка и наконец врывается в мою голову, взрывая вялую мешанину мыслей и остатков тревожных снов фейерверком звуков, запахов и красок.
Проснулась. Тяжело вздохнув, как после долгих рыданий, открыла глаза.