видом из окна на их маленький задний двор. Клумбы ярких цветов, высаженных по краю невысокого забора, прорастают густой лианой до самого верха, создавая видимость уединения.
– Марта снова пытается вырастить новый вид роз, – произносит крестный, наблюдая за мной.
– Удивительная женщина: на трех метрах разбила садик, – произношу с грустной улыбкой.
– Мне звонил Лукас, – неожиданно сообщает Мартин.
– Нажаловался?
– Это несерьезный разговор, Николетта, – строгий тон он включает исключительно, когда речь заходит о работе. – Что значит нажаловался? Во-первых, я его друг и твой наставник, естественно, что он мне позвонил.
– Мартин, я как раз пришла поговорить об этом деле, работая в редакции два года и в полной мере осознавая свой потенциал. Я готова провести серьезное расследование, – пытаюсь держать голос, дрожащий от эмоций, ровно.
– Поэтому ты лезешь в дела Маклина?
– Конечно, это крупная рыба, у тебя же нюх на такие дела.
– Почему именно Маклин? – со вздохом произносит он, потирая пальцами переносицу.
– Он закрыл больницу. Многие потеряли работу.
– Они потеряли работу, потому что владелец здания его продал, а не Маклин, всем заплатили двойную компенсацию, многие уже нашли новую работу. Твоя задача была написать об изменениях района и упомянуть клинику, – серьезно произносит он.
– Деньги решают все, да? А сколько таких сделок провел он за последний год, как он получает разрешения? Он купил не киоск или магазин, а клинику, почему муниципалитет закрывает на это глаза?
– Послушай, Ники, я понимаю, кровь бурлит, ты идеалистка, я сам такой был, но реальный мир – это не черное и белое, – он выдерживает паузу, пристально всматриваясь мне в глаза. – Маклин просто бизнесмен. Не лезь туда, – уже более строго произносит он.
Я резко поднимаюсь на ноги и быстрым шагом прохожусь туда-сюда, нервно теребя свой счастливый браслет, прокручивая аметист по часовой каждый раз, как разворачиваюсь у двери, делая круг обратно.
Когда-то самый знаменитый журналист Бостона, писавший разгромные статьи о коррупции и обычных людях, теперь говорит мне: «Не лезь». Сколько раз в детстве я слышала: «Не ходи туда, не общайся с тем». Вся моя жизнь – это бесконечная борьба за право быть услышанной, оставаться собой, где за каждой моей неудачей я слышу голос своего отца, эхом преследующий меня.
Со временем я обнаружила в общении с крестным целый мир для самовыражения: он, как щедрый садовник, помогал мне взрастить уникальное видение вещей, подпитывая своей ощутимой поддержкой, но сегодня я слышу строгие наставления от близкого мне человека.
– Я тебя не понимаю, ты сам писал статьи о таких, как он, что изменилось?
– Почему Маклин?
– Что? Зачем ты это повторяешь, я уже ответила, – возмущенно говорю я.
– Потому что ты не говоришь настоящую причину, – он делает короткую паузу. – Я догадываюсь,