словно сошедшие с экрана анимэ, с чёрным пушком на лобке; пышнобёдрые африканочки в развевающихся платьишках с забранными в «башенку» волосами на голове. В нашем магазине «девочки» были на любой вкус. Кстати, были и «мальчики», использовать их можно было самыми различными способами.
Дальше было много чего ещё, совсем уж бредового, вроде контроля над уровнем холестерина в искусственной сперме, которую выбрасывали лингамы, и максимальным размером грудей у кибл. Не хочу ни вспоминать, ни описывать весь этот бред, который «серые пиджаки» изобретали в тиши своих кабинетов для оправдания своего существования.
Последний год до «взрывов» прошёл в бесконечных и бессмысленных судебных тяжбах. Я, равно как и ещё несколько крупных торговых сетей и производителей, работающих в нашей индустрии, пытался оспорить упомянутую Директиву в Верховном суде Континентального Союза. Ещё я оспаривал ограничения, введённые уже нашим местным российским законодательством на основании Директивы. Параллельно я отбивался от налоговой службы, РосКомСекса и КонСоюзСекса, которые пытались приостановить деятельность моих магазинов, а также договаривался с индийскими, нигерийскими и южно-африканскими партнёрами о переносе деятельности в их юрисдикцию. Расходов на юристов стало в десять раз больше. Вместо того чтобы работать, мне надо было куда-то прятать товар, договариваться о его нелегальном перемещении за границу, открывать новые организации, банкротить старые… Я жутко устал от всего этого, но не сдавался.
Об «Исходе»
До сих пор не знаю точно, что с ними случилось, с теми, кто ушёл с Плотником. Вообще, плохо помню, что же тогда случилось. То есть, конечно, помню всё в общих чертах: как мы говорили, точнее, орали друг на друга, как они собирались, как уходили, как мы смотрели им вслед. Помню, что они увели всех оставшихся детей. Я подумал тогда, что всё закончилось, что я умер во второй раз (первый раз я умер вместе со всеми в тот незабвенный день, когда раздались «взрывы», но я тогда ещё и заново родился). Мне было смертельно больно слышать эти обвинения в свой адрес. Дескать, я не туда их вёл, не то говорил, не то обещал, что нечего тут сидеть, что надо с кем-то там объединиться, кого-то искать, что все мы люди и должны помогать друг другу. Тяжело было воспринимать эти слова от того, с кем я так долго жил и работал вместе. От того, кто приложил столько сил и стараний, чтобы превратить этот протекающий от дождей автопаркинг в надёжный Бункер, в наше убежище, где мы смогли переждать бурю, чтобы потом, когда всё уляжется, выйти наружу и начать строить новый мир.
Плотник говорил, что климат за окном начал меняться, что скоро потеплеет и надо менять стратегию, что нельзя сидеть тут и проедать трупы наших бывших товарищей, что меня не для того выбирали президентом, чтобы я заставлял их сидеть тут взаперти почти без воздуха и света. Ещё он много обидного говорил