и гораздо спокойнее пошел к кабинету. Я бы даже сказал, крадучись. Потому что забеги по лестнице в ночное время могут привлечь внимание. Которое мне совершенно не надо. Я к популярности не стремлюсь. По крайней мере сегодня.
Когда-то я читал, что на заре криминалистики один специалист додумался определять следы крови на месте преступления с помощью раствора перекиси. За что получил славу первооткрывателя и всякое другое. Я бы такого деятеля сначала выгнал с работы, а потом отправил в сумасшедший дом. Или наоборот. Мало того что реакция происходит с любым белком, так еще и следы уничтожаются с гарантией. Но мне это подходит. Ведь любая санитарка в «Русском медике» знает, что кровь надо залить перекисью, а потом убирать. А без этих знаний ни у кого в нашей организации швабру в руки взять не получится.
Вспомнив старую санитарскую шутку про тех, кто активнее всех живет половой жизнью, я к этому занятию и приступил. В смысле начал мыть полы.
Утром я бессовестно проспал. Вернее, меня поднял Кузьма, но разбудить забыл. И я посидел в кровати секунд десять, решил, что пару минут еще можно и полежать, и тут же был придавлен непонятными природными силами к подушке так, что даже глаза открыть оказался не в силах. Как итог – на планерку не пошел, завтрак ел холодный, при бритье поранил правую щеку, приклеил к порезу кусок «Русских ведомостей», да так и пошел к себе.
При дневном свете стало понятно: если выгонят с работы, идти можно куда угодно, только не в поломои. За такие разводы в операционной я бы точно заставил перемывать, еще и штраф выписал не задумываясь. Применив военную хитрость в виде перевернутого стакана с водой, вызвал профессионалов.
Странно, но Жиган не вернулся ни к обеду, ни вечером. Я засиделся на работе, сделав микроподвиг – разобрал корреспонденцию. Правда, возле стола Должикова, который выйдет на работу только послезавтра, скопилась довольно большая коробка с новыми письмами, но это ведь будет потом.
Моя крестница с маститом пока показывает неплохой результат – температура всего лишь тридцать семь с копейками, из дренажа течет соответствующе, но не так много. И сиделка возле нее – та самая суровая свекровь. Когда я пришел на обход, она как раз помогала сцеживать молоко из здоровой груди. И костерила невестку за криворукость. Мол, только такое недоразумение могло довести себя до грудницы. При этом она тщательно мяла грудь, следя, чтобы всё попадало в подставленный ковшик. Зачем она это делала, непонятно. Всё равно на выброс, кормить таким молоком детей противопоказано.
Побродил, позаглядывал везде, пугая персонал, да и вернулся к себе.
– Кузьма, давай ужинать! – закричал я с порога.
– Уже всё готово, барин, – ответил он с кухни.
Принес. Всё как я люблю: картошечка тушеная, огурчики, помидорчики, лучок кольцами, осетрина копченая в нарезочке, сальцо с прослойкой мяса, розовое, прямо так и просится положить сверху на кусочек черняшки, в завершение – лучок зеленый, хлопнуть рюмочку водки, обязательно чтобы холодная, и этим