не берешь. Марта, помоги, что тебе стоит? Я идейки накидаю, а ты, как обычно, быстренько разовьешь. Ну пожааалуйста, Марточка. – Артем сложил молитвенно руки, только что слезу не пустил.
Марта молчала, и Тема продолжил скулить дальше:
– У меня и сердечко пошаливает. И кашель долго не проходит. – Он натужно закашлялся, показывая свое ужасное состояние.
– Давай сам. Попробуй сделать что-то сам. Хоть раз в жизни. А от кашля хорошо липовый мед помогает.
После Мартиных слов кашель прекратился и без меда.
– А как же я? Ты меня бросаешь?! В такой жуткой, безвыходной ситуации. Разумеется, я мог бы и сам, но у меня дела, отчеты разные, заседания, я человек занятой, светило отечественной науки… Сорокина, ты – жестокая, бессердечная особа! Как я в тебе ошибался! Такие, как ты…– он осекся, заметив приближающегося Топалова.
– Здрасьте! Дико извиняюсь, что прерываю вашу семейную идиллию, я тут продукты привез. – И по-хозяйски потопал в дом, задев по пути Артема шуршащими пакетами.
– Это еще кто? – Тема ошарашенно смотрел в широкую спину незваного гостя.
– Дима Топалов. Не узнал? – Марта мягко оттеснила бывшего мужа в сторону, чтобы можно было закрыть калитку.
– А, так ты променяла меня и науку вот на этого неудачника и хулигана? – завопил Тема на весь Липовый переулок. В кабинете захлопнулась форточка: отца отвлекли от работы.
Марта устало вздохнула.
– Сцен только не надо. Тебе напомнить про лаборантку Леночку? Думай что хочешь, а ко мне больше не приставай.
– Вот, значит, как! Да ты еще прибежишь обратно! Проситься будешь! Что тебе в этом болоте делать? – горячился Артем.
– Выть, как собака Баскервилей, – отрезала Марта и повернула вертушок на дверке.
Первой шевельнулась жалость (в книжках это чувство называлось красивым словом «сострадание»). Потом – раздражение (почему он такой назойливый, никак не отстанет, знает ведь, что ей сложно отказывать людям). Затем добавилась досада на саму себя (сколько можно терпеть подобные кривляния?). И нисколечко тепла. Подумать только, когда-то она хотела свить семейное гнездышко с этим совершенно чужим для нее человеком.
Качели в саду поскрипывали, на них вольготно устроился Топалов. Вытянулся во весь рост, даже подушечку под голову подложил. Судя по его довольной физиономии, он все прекрасно слышал.
– Хорошая у тебя семья, Сорокина. Прям завидую.
– Завидуй молча. И так тошно, – тихо ответила Марта, на споры с ним сил совсем не осталось. День суматошный и абсолютно пустой.
– Одного понять не могу, Сорокина. Что могла найти в этом сопляке такая перфекционистка, как ты? Темик всегда слабаком был, любил на ком-нибудь подъехать. Так и учился, подавит на жалость – дрогнет суровое сердце училки, и оценочку хорошую поставят. Как так получилось, что этот прилипала защитился, а ты нет?
Марта устало прикрыла лицо руками. Топалов очень точно подметил ее чувства: жалость и желание опекать. Когда-то ей казалось, что это и есть любовь.
– На,