формам, подчеркнутым идеально сидящим брючным домашним комплектом темно-зеленого цвета, подходящим под мой природный русо-рыжий цвет волос, с акцентом не на свободного кроя брюках, а на приталенной трикотажной кофте на молнии, которую я никогда не застегиваю до самого верха.
– Спасибо вам и простите за вторжение, – сказал он на английском, но с таким акцентом, который свойственен русским.
– Вы из России? – поинтересовалась, он кивнул, а его взгляд был сфокусирован на второй моей гордости – губах, от природы пухлых, не нуждающихся в помадах, только в легком блеске. – Прекрасно, – продолжила я разговор на русском, – не надо голову ломать, как с иностранцем коммуницировать, чтобы не вызвать проблем и международных конфликтов, – усмехнулась, а парень все еще был как в ступоре.
Посмотрев на него, вышла в комнату, а когда вернулась, вручила мужчине простыню. Просто ничего другого не нашла с учетом его огромного роста.
– Вы весь мокрый, снимайте вещи, обернитесь простыней, чтобы не заболеть. Вещи можно высушить утюгом, он в коридоре. Кстати, вы в обуви в мою ванну прыгнули? – поинтересовалась с учетом своей брезгливости, представляя, сколько микробов осело на мою кожу.
– Нет. К вам ворвался уже босиком.
– Ладно, пойду, а вы раздевайтесь.
Когда мужчина вышел из ванной, обмотанный простыней ниже пояса, стало ясно, с кого нужно лепить скульптуры. По пути он взял одноразовые тапочки максимум 41 размера, которые смотрелись на его где-то 47-м очень смешно.
«Икры – сама рельефность, торс – отдельное произведение искусства и объект для мечтаний и грез, – шутя, отметила про себя. – Но, слава богу, не моих».
И тут в дверь номера раздался стук, парень нахмурился, посмотрел сначала на дверь, потом на меня, но через несколько секунд его напряжение исчезло, ведь за дверью послышались голоса моих подруг.
– Марусь, – нараспев произнесла мое имя одна, – мы через полчаса собираемся в баре, где будем до утра, – продолжила она заговорщическим тоном, с акцентом на слове «утро». – Подруливай, хватит плескаться.
– Хорошо, – специально отойдя в дальний угол комнаты, ответила я. – Еще часик от силы и приду.
Девчонки защебетали, их голоса стали отдаляться.
– Значит, вас зовут Маруся, – парень смотрит на меня как-то очень странно, причем уже несколько раз опустил взгляд на мои весьма выразительные бедра, которые он обнимал под водой так, что без синяков я из Парижа не уеду.
– Мария. Марусей только близкие называют.
– Рустам, – он протянул мне свою руку, такую большую, крепкую. Я положила свою ладонь на его, и мужчина аккуратно ее сжал.
– Располагайтесь, герой-любовник, – усмехнувшись, предложила сесть ему на кресло, что он и сделал, в какой-то момент забыв, что не в брюках, а простыне, и все его вещи сушатся в специальной сушилке, похожей на термошкаф, о существовании которой в своем номере я, например, не знала. Но я сделала вид, что конфуз не заметила. – Хотите кофе? – на что он кивнул