Она жила в каждом из них. И, может быть, лет через пять, а может и через пять месяцев, этому новоприбывшему давали, наконец, драгоценный шанс себя показать. Шанс давался только один. Конкуренция – бешеная. Каждый был готов разорвать соперника в самом прямом смысле. Доходило до настоящих драк, откусывали уши и пальцы, ломали носы. Внешний облик тоже имел важное значение. По результатам отбора набирались участники в так называемые «труппы второго звена», то есть выступающие в малых городах, и билеты на выступление которых стоили в разы дешевле, чем выступления основного состава. Для злорадной справедливости стоит сказать, что и для покалеченных участников отбора, лишившихся некоторых частей тела, находилось применение. Одних отправляли обратно выполнять черную работу, подавляя их мышление до уровня тех же лошадей, за которыми они убирали дерьмо. А других, пострадавших сильнее, либо слишком вольнодумных, отправляли в отдельную часть цирка – труппу уродов. То есть сажали в клетку и выставляли на потеху публике. А публика радовалась и бросала в этих парней или девушек арахис и семечки. И голубь, с высоты полета которого можно было бы рассмотреть цирк «Парадиз» в полном объеме, бегал меж ног заинтересованных и смеющихся людей, чтобы успеть нахватать себе побольше еды. Но что самое главное, тот фактор, удерживавший всех артистов цирка – надежда, не умирал даже при таких обстоятельствах. Ничто не могло уничтожить надежду. Даже с подавленным сознанием надежда сохранялась. И в таком случае цирк «Парадиз» можно даже назвать ящиком Пандоры, где не осталось ничего, кроме надежды.
И Омару предстояло через подобные испытания пройти. Он вряд ли мог представить, что окажется так далеко от дома. И в тот момент, когда Клод его нес в шатер для новоприбывших, Омар ловил на себе взгляды артистов цирка, попадавшихся на пути. Взгляды были неоднозначными – кто-то смотрел с явной ненавистью, кто-то лишь с некоторым недоверием, а встречались и артисты (а, может быть, и простые работники), которые с неподдельным интересом провожали взглядом этого огромного красивого араба. Каждого из них Клод простреливал взглядом, давая понять, что пока лучше не вдаваться в подробности и не знакомиться с новоприбывшим. Одноглазые фонари, выстроившись в два ряда, провожали Клода и Омара на их пути. Уже темнело, и огни в них горели, хотя кровавое зарево еще не покинуло горизонт. Цирк находился в пригороде Марселя, поэтому вокруг было тихо, не мешал постоянный гул людей, вечно шатавшихся по городским улицам с не понятной ни для кого целью. Единственное, что придавало жизни всему этому окружению из шатров и палаток – гуляющие артисты, а также работники, починявшие кареты, повозки, упряжки, чистильщики конюшен, красильщики, декораторы. Как только вечерело и цирк закрывался, вся жизнь плавно перетекала из парадной стороны, стороны представлений, в сторону рабочую, сторону внутренней работы. Ближе к ночи начинали разбирать самые большие шатры, потом шли шатры поменьше. Работа по демонтажу