производительных сил при капитализме вызовет его демонтаж и в итоге «экспроприаторов экспроприируют», совершенно не соответствует действительности. То есть общественный характер производства вполне соответствует частнособственническому характеру присвоения результатов производства. Уж какого мощного могильщика вырастил себе транснациональный капитал в лице могучей армии рабочих по всему миру, даже трудно себе представить! Но мы видим, что чем выше концентрация капитала, тем менее вероятно возникновение революционной ситуации[5]. Наоборот, там, где капитализм недостаточно развит и еще становится на ноги, вероятнее победа социализма, что и случилось в России, на Кубе, в Китае и во Вьетнаме.
Таким образом, если в основе возникновения частной собственности лежало действие закона соответствия, то он выступал в виде своего частного закона, который можно определить как закон соответствия интересов и силы влияния отдельных лиц и социальных групп их материальным возможностям. То есть вождь, князь, феодал и правящая элита любого уровня, реализуя свои интересы, всегда опираются на уже имеющиеся у них властные, имущественные и финансовые возможности. А сами интересы состоят в том, чтобы иметь деньги, имущество, владеть земельными угодьями, приносящими доход. И потому сейчас, когда общественный характер производительных сил все больше преодолевает национальные рубежи отдельных стран, в полном соответствии с интересами, силой и возможностями представителей транснационального капитала, у основной массы работающего населения (пролетариата как такового не стало) нет не только возможностей «экспроприаторов экспроприировать», но и соответствующих, четко обозначенных ориентиров противостоять экспансии международной финансовой олигархии. Если, к примеру, пахотные земли Украины станут собственностью американской корпорации «Монсанто», то назад их вернуть будет невозможно.
Отсюда названный выше закон соответствия действует ровно таким же образом, как и в прежние времена, но – вот парадокс! – направленность и результат его действия кардинально изменились. Отныне его действие разворачивается не в сфере противостояния богатых и бедных, а среди различных групп представителей высшего слоя предпринимателей и элиты в достаточно однородной среде. Отсюда всякая политическая жизнь при капитализме есть борьба различных групп, принадлежащих к одному социальному слою – классу эксплуататоров, – за власть, суть которой от победы одной из групп нисколько не изменяется. И в государствах, называющих себя демократическими, соответственно имеет место власть демократов, но никак не власть «демоса», то есть народа. Но останутся ли покорными своей судьбе массы бедных, угнетаемых и обездоленных, которые по численности в десять раз больше своих демократов-угнетателей? Об этом будет идти речь в заключительной части работы.