декабрист Д. А. Искрицкий, выданный полиции своим верноподданным дядюшкой Фаддеем.
Глава XIV. Господин и госпожа Выжигины покупают на трудовые денежки деревню и с благодарностью объявляют о том почтенной публике![3]
За что же благодарит Булгарин одураченную публику? За то, понятно, что она щедро платит деньги за его писания. Слышится здесь и упрек (или досада), обращенный Пушкиным к той малокультурной, неразборчивой публике, о которой однажды заметил: «А кажется, Булгарин так для нее создан, а она для него, что им вместе жить, вместе и умирать». Вновь напрашиваются ассоциации, но оставлю в покое нынешних поклонников «Дикой Розы»…
Глава XV углубляет саркастическую характеристику журналиста, нечистоплотного как в домашнем быту, так и в общественной деятельности: «Семейственные неприятности. Выжигин ищет утешения в беседе муз и пишет пасквили и доносы». За этим следует оглушительный удар – прямое отождествление в печати Булгарина с Видоком – и в какой форме!
Глава XVI. Видок, или Маску долой!
Этим сразу расшифровывалась направленность статей и стихотворений Пушкина, в которых, говоря якобы о гнусном Видоке, поэт разил Булгарина. Столь знакомая ему кличка «Видок» раздалась как пощечина и как финал приговора. Осталось только добавить громогласное «Dixi!» («Я сказал!»). Но оно уже прозвучало в статье после торжественно произнесенной с использованием старославянизмов угрозы кулаком как победный аккорд: «Полагаю себя вправе объявить во всеуслышание всей Европы, что я ничьих мизинцев не убоюсь, ибо, не входя в рассмотрение голов, уверяю, что пальцы мои (каждый особо и все пять в совокупности) готовы воздать сторицею кому бы то ни было. Dixi!»
По следам Косичкина
Пушкина-поэта и Пушкина-прозаика знают с детства, Пушкин-полемист мало кому знаком. Слышали и читали о «николаевской реакции», о Наталье Николаевне и Дантесе, о последних днях и дуэли Пушкина, а об острейшей борьбе его с отравлявшей жизнь «сволочью нашей литературы», с насаждавшимся торгашеским духом, с безнравственностью в журналистике написано чрезвычайно мало. А жаль: разве два памфлета Косичкина не шедевры русской сатиры? Разве не дают они представления о взглядах, натуре и многогранности таланта истинно великого человека? Тут разработан целый ряд полемических приемов, подхваченных знаменитыми писателями и критиками: сочетание в одной статье серьезного тона, документализма со всеми оттенками иронии, с сарказмом, незаслуженное восхваление со смехотворными аргументами, остроумное видоизменение формулировок противника, доводящее его высказывания до абсурда, эзоповский язык, пародия смысловая и стилевая и многое, многое другое. Ироническую критику Булгарина и Греча с повторением намеков и явным использованием некоторых приемов Феофилакта Косичкина и даже его стиля найдем в «Литературных мечтаниях» Белинского (1834 год) и других его статьях. Как не вспомнить и гоголевскую манеру сопоставления Ивана Ивановича с Иваном Никифоровичем (1835 год), напоминающую о Косичкине, в создании образа которого