раз предупреждали её, что, если она тут что-нибудь снимет, её посадят за дискредитацию армии или просто накажут. Потому что район приграничный, а она сливает позиции.
Ника и в уме не держала злиться и кидать говно на вентилятор, пока подруга Манюшка не добавила её в чатик села в вацапе. Технологии проникли сюда несколько лет назад, вместе с устойчивой сотовой связью. За эти технологии были положены последние скотьи головы, изведены стада домашней птицы и заброшены огороды с картошкой. Технологии и социальные сети сдвинули мозговой пласт тружеников села, и теперь, дети девяностых, которых воспитывать было некогда, родили своих детей, которые, живя в деревне, никогда не держали в руках косы, топора или клубка ниток. Бабули вымерли как-то разом, отскрипели песнями, отговорили суржиком, а на дедов надежды не было. Они умирали рано, и до семидесяти если кто-то из мужиков и дотягивал, то уже в развалившемся состоянии. Таково было лицо русского народа в условиях дикого капитализма. Даже те, кто пытался что-то изменить в лучшую сторону, обсказать проблему и предложить пути решения, натыкался на монолитную стену из спаянных общей недолей верхов и низов.
Соседи, которые основательно обжились по соседству с Никиным домиком, носили прозвище «манитушники», за то, что отец семейства Илья, в просторечии Люшка, работал на тракторе «Маниту». Ни за что они яростно проходились по Нике в чатике и за глаза, надеясь, что её там нет и она ничего не услышит.
Дело было в том, что дом бабули стоял заброшенным уже около двадцати лет. Одинокая тётка, сестра Никиной бабушки, ещё до войны вышедшая замуж в столицу, но бездетная, отписала племяннице, матери Ники, две квартиры в Москве и коттедж в Подмосковье, и свалившееся на бывших сельских жителей богатство решило судьбу целой семьи. В Надеждино их мгновенно возненавидели. К счастью, к тому времени Ника уже отучилась и поступила в университет, а отец умер, когда Ника была на третьем курсе.
Домик бабушки, граничащий по одной стороне с такой же давно брошенной хатой под черепицей, единственной сохранившейся после войны, да и то потому, что там во время оккупации стоял немецкий офицер, и с другой – с пустым домом, вызывал ярость местных. Регулярно пьющие надеждинцы ходили к запустошенной усадьбе что-нибудь вынести. И никто им не препятствовал. Ника приезжала проведать могилы бабушки и прадедов, но разве она могла противодействовать этим очередям пропитых Жень, Тань и Жориков?
«Манитушниками» новых соседей называла старая подружка Ники Лариса Голенко.
У неё тоже была личная история посильнее, чем Фауст Гёте.
Соседний опустевший дом год не могли продать, хоть он был с просторным двором и санузлом, с газом и прекрасным видом на лесную опушку. А тут раз… и неожиданно его купил парень из ДНР.
Он приехал ещё в четырнадцатом году и работал на арендатора в Апасово. Но между тем этот парень искал жену.
Девчат, правда, в Надеждино осталось: по пальцам одной руки пересчитать. И Ника, недолго думая, увидав