чего захотел, сам сидит за стенами гранитными, а мне кричит, чтобы я его выручал! Нам сейчас уже не до бастионов фридрихсгамских. Густав вот-вот десант у Выборга высадит, а потом того и гляди и на Питер двинет, чем мне его тогда отбивать! – вздыхал генерал-аншеф, подсчитывая свои немногочисленные силы.
24 июля шведы сгрузили на берег осадные пушки. Вплотную к крепости подошли и канонерские лодки. Началась усиленная бомбардировка Фридрихсгама. Генерал Левашев, выглядывая в средневековую бойницу, прикидывал:
– Ежели только палить будут, то глядишь, недельку-другую еще и продержимся. А вот коль на штурм рванут, то часа на полтора нас и хватит, а потом шпагу в руки – и помирай геройски!
В один из дней генерал проснулся от непривычной тишины. Выглянул в бойницу – вокруг крепости пусто, ни шведов, ни их пушек. Глянул на залив – тоже пусто, лишь на горизонте паруса удаляющихся судов.
– Не может такого быть! – протер глаза генерал. – Не иначе привиделось!
Ущипнул себя, снова выглянул, нет, все так и есть! Послал разъезды. Вернувшись, казаки доложили, что на двадцать верст вокруг крепости нет ни одного шведа.
– Чудеса, да и только! – подивился Левашев. – Не иначе, как Божья Матерь заступилась за нас, грешных!
И заплакал.
Откуда было знать генерал-майору, что нынче королю Густаву было уже не до его крепости.
Глава пятая. Заговор в Аньяло
Утром 22 июня в шведском лагере севернее Фридрихсгама не пробила побудочная пушка. Спящих, однако, не было. Солдаты и офицеры уже давно толпились у штабных палаток в ожидании подробностей только что полученного известия о морском сражении при Гогланде и бегстве герцога Карла в Свеаборг.
– Метили в Петербург, а оказались в Гельсингфорсе! – злословили одни.
– Пока в Гельсингфорсе, но скоро русские доберутся и до Стокгольма! – подхватывали вторые.
– Ясно одно, что вся королевская авантюра уже оборачивается нам поражением! – делали вывод третьи.
В тот же день командиры Абосского и Бьернеборгского пехотных полков отослали донесение Густаву Третьему, что их солдаты не желают идти в бой. Получив бумагу, король был несказанно удивлен и, бросив все, верхом прискакал в лагерь. Не владея финским языком, он говорил с выстроенными полками через переводчика. Ответ угрюмых финских бородачей поверг Густава в уныние еще больше. Солдаты, как оказалось, и не помышляли отказываться воевать и клялись королю в своей верности.
– Я ничего не понимаю! – обратился Густав Третий к своему адъютанту.
Барон Лантингаузен, успевший к этому времени уже кое-что выяснить, отвел короля в сторону:
– Дело, ваше величество, вовсе не в солдатах, а в финских офицерах, которые не желают войны с Россией!
– Но ведь все они дружно кричат «ура», когда зачитывали мой приказ о выступлении в поход? – изумился король.
– Увы, ваше величество, на язык попадают не самые затаенные мысли!
– Боже,