В Сейрияй. – Казе откинула мужской рукой сползшие на глаза волосы.
– А господин офицер? – все еще не теряя надежды, осведомился Пранас.
– На маневрах.
– Где, где?
– На маневрах. Понятно?
– Непонятно, – сознался Пранас.
– Маневры – это война. Только без крови. Может, твою рыбу господин аптекарь возьмет или господин лавочник? Евреи без рыбы жить не могут.
– Неправда! – сказал я. – Мы евреи и живем без рыбы.
– Вы нищие евреи, – сказала Казе.
От господина офицера, как и от аптекаря, мы ушли ни с чем.
Пранас брел впереди, хмурый, раскачивая садок, а я плелся сзади, глазел на его босые, в цыпках, ноги и думал, что ему, пожалуй, не удастся поехать в город, в тюрьму, – не всем подваливает такое счастье.
Когда и лавочник отказался купить рыбу, Пранас и вовсе сник.
Мы спустились снова к реке. Пранас забрел в воду и погрузил в нее садок, привязав его толстой веревкой к выпиравшей со дна коряге. Щука ожила в воде и заметалась.
– Должно быть, мамка уже вернулась. Пошли, заберешь посылку.
Я возвращался с посылкой домой, но той радости, от которой накануне по телу разливалась сладостная пьянящая легкость, я уже не испытывал, что-то ушло, вытекло – как будто треснул кувшин, полный меда, и вязкая струйка поползла со стола вниз, просачиваясь в щели между половицами, и никакими силами ее оттуда не выцарапаешь, не выколупаешь, хоть все ногти обломай. В моей голове шмелями гудели всякие мысли, они не жалили, но от их гуда ломило в висках. Я вдруг почувствовал, что всегда бок о бок с радостью, как слепой с поводырем, ходит еще что-то, смутно угадываемое и безымянное, может быть, жалость, может быть, вина, а может быть, совсем другое. Всю дорогу я мысленно оправдывался перед Пранасом, будто обманул его или выдал доверенную мне тайну.
Все шмели мигом вылетели из моей головы, когда я заметил у нашего дома полицейского. От удивления я чуть не выронил посылку.
– Где твои старики? – осведомился Порядок.
– Дома.
– Дома их нет, – сказал наш полицейский. – Куда они запропастились?
– А вам кто нужен: бабушка или дедушка?
– Бабушка.
Все пропало. Порядок пришел за бабушкой. Слухи про город, про тюрьму дошли до него, и он решил запретить поездку.
– А что у тебя в руке? – вдруг спросил Порядок, тыча в посылку.
– Это? – у меня дрогнула губа.
– Это.
– Это?
– Это, это, – передразнил полицейский. – Листовки?
– Нет.
– Сейчас мы проверим. – Порядок двинулся ко мне. – Может, ты, голубчик, по стопам отца?..
– Маца! Маца! – вдруг осенило меня.
– Порядок, – сказал полицейский. – Тогда попробуем.
– Она с кровью! – закричал я.
– Чепуха! Никакой крови в маце нет, – сказал Порядок.
Выручила меня бабушка. Она пришла как раз в ту минуту, когда рука полицейского потянулась за посылкой.
– Твой внук – жадюга! Я попросил у него мацы, а он мне не дал.
– Мацы? –