колесами. Теперь мне следовало вернуться на свое место впереди экипажа, дабы придать высочайшей процессии еще больше торжественности. Кстати, шайка придворных, попробовавших было сопровождать нас верхом, застряла еще на предмостной улице. Видя полное равнодушие императора к его верным слугам, большинство из них предпочло вернуться во дворец и лишь немногие честолюбцы (и Ланг в их числе) спешились и продолжили путь за моими гвардейцами.
На противоположной стороне реки за второй предмостной аркой нам снова пришлось потрудиться. Староместские зеваки, вдохновленные то ли городскими вольностями, то ли пивом, расходиться не собирались и жаждали приветствовать государя. Пришлось мне выстроить пикинеров по обеим стороны кареты дабы не дать слишком много воли верноподданическим чувствам горожан. Однако Рудольфу, судя по всему, пришлось по душе воодушевление народа и он соизволил откинуть занавеску, улыбнулся и бросил в толпу несколько приветственных слов. За всеобщими воплями никто его не услышал, но, тем не менее, толпа завопила еще энергичнее, в воздух полетели шапки и некоторые даже попытались пробиться к карете. Не тут-то было: мои гвардейцы стойко выдержали натиск и вскоре мы благополучно добрались до Ратушной площади. Наверное, этому способствовало и то, что при виде моего лица горожане в ужасе отшатывались, освобождая дорогу.
Здесь императору надлежало выйти из кареты чтобы сесть в паланкин. Но паланкин задерживался и этим воспользовались бургомистр и советники магистрата, бросившиеся приветствовать правителя империи. Я стоял далеко и до меня доносились лишь обрывки слов, но, скорее всего, они подавали жалобы и выпрашивали привилегии, как делают все магистраты от Севильи в Андалузии до Нувегарда в Московии. Наконец паланкин прибыл и я снова занял свое место во главе процессии. Ну, что вам сказать: идти по свежеуложенным и еще не утонувшим в грязи булыжникам это совсем не то, что вышагивать по отполированной брусчатке. Первыми это поняли носильщики, вторым – император, паланкин которого порой опасно кренился. Вскоре он предпочел покинуть паланкин и двинуться дальше на своих двоих. Далеко идти, впрочем, не понадобилось, так как ворота в гетто обнаружились в двух-трех сотнях шагов. Стена, ограждающая иудейский квартал, не производила сильного впечатления: сделанная из неровных камней, даже не скрепленных известью, невысокая, она явно была предназначена не столько для обороны, сколько для обозначения границ гетто. Довольно хилые деревянные ворота тоже не впечатляли, как не впечатляли и скромные дома за стеной. Подобно постройкам пражских предместий, они возводились из разнокалиберных камней, скрепленных некогда белым, а теперь темно-серым раствором. Но, в отличие от какого-нибудь Смихова или Жижкова, в гетто было тесно и строения, в основном одноэтажные, лепились один к другому, оставляя просвет в который с трудом мог протиснуться достаточно худой человек.
Проковыляв еще немного по неровным булыжникам, император