ведь тоже приезжая, – улыбалась Антонина Михайловна, ловко подхватывая руками выскользнувшую было банку молока. Баба Тася держала коз, и женщина пристрастилась к козьему молоку.
– Ты – другое дело, – старая женщина подняла указательный палец. – Ты в душе такая же, как и многие, кто с рождения живёт на земле.
– Это какая? – с хитринкой в голосе спросила Антонина.
– Природная, добрая, сострадательная, – безапелляционно заявила старушка. – Ты живая, мир чувствуешь, а они – мёртвые. Такие никогда никому не помогут. Подыхать будешь в канаве, а они мимо пройдут. Вот точно тебе говорю!
– Да ладно вам, не преувеличивайте. Любой человек поможет тому, кто в беду попал. Это же в крови.
– Эх, милая, дожила до таких лет, а жизни-то и людей толком не знаешь, – сокрушалась баба Тася, таща упирающуюся козу. – Помяни мое слово, почти все они – мертвецы.
Почему-то последняя фраза оставила неприятный осадок в душе у Антонины Михайловны, и она, поскорее распрощавшись, ушла к себе. Даже молоко в тот вечер показалось ей горьким.
А вот слова старушки подтвердились уже скоро, причём самым неожиданным и печальным образом.
Как-то в начале зимы возвращалась Антонина Михайловна с работы. Машины у неё не было, вот и ходила с дальней остановки пешком. До дома было километра два по чапыжнику, но сейчас, когда снег завалил тропинки, пришлось идти по центральной дороге, а это добавляло еще с полкилометра. Давно уже стемнело, но на улице было довольно оживленно. Кто-то, как и Тоня, спешил с работы домой, молодежь вышла на вечернюю прогулку, попались и несколько собачников, выгуливавших своих питомцев. Как это обычно и бывает, каждый был занят собой и на остальных внимания особо не обращал.
Женщина торопилась домой. Весь день она чувствовала себя не в своей тарелке. Болела голова, ноги были ватными, появился небольшой тремор. Антонина Михайловна подумала, что скоро сляжет с гриппом, вот и хотела побыстрее оказаться в тепле, выпить кружку молока с мёдом и залечь под старое теплое одеяло. Авось к утру отпустит.
Внезапно в левой части головы атомным взрывом раздалась такая резкая боль, что женщина вскрикнула и пошатнулась. Она остановилась, прижав руки к глазам, пытаясь унять шквал, появившийся в голове. Боль пульсировала, отдавая за ухо и в затылок. Подкатила тошнота. Кое-как удержавшись на ногах, Антонина Михайловна открыла глаза и на миг замерла. Она не узнала место, в котором находилась. В каком-то дальнем уголке сознания, который все еще нормально функционировал, появилась мысль, что сейчас должно быть темно. Но мир, представший перед ее взором, был ярким, как в калейдоскопе, хотя не имел ни одной привычной формы. Краски располагались хаотично и периодически ослепляли своим блеском. Внезапно появилось ощущение полета и эйфории, и, если бы женщина могла, она бы рассмеялась. Она вытянула руки перед собой и не увидела их. Вместо привычной картины