побережье Крыма. Род занятий – попрошайничество, сбор и сдача вторсырья. Убежденный хиппи. В натуре БОМЖ».
– Никифор, «Доцент», мать твою! Живой, бродяга! – заорал я и обнял старика.
Толпа на остановке пришла в замешательство и предпочла ретироваться под холодные струи дождя. От греха подальше.
Да и хрен с ними. С их моралью, этикой и принципами, которые они же сами постоянно и нарушают. Постоянно врут. Врут детям, женам, мужьям, родителям. Директорам и коллегам. Подругам, друзьям, любовникам и любовницам. Извиваются в жизни, как скользкий, противный речной угорь в руках, которого я поймал в детстве, в лесной речке далекой теперь Латвии. Это же Никифор!
– Узнал, начальник. Узнал. А ты молодцом. Клево тянешь. Тебе ж ведь уже под полтос, поди. А ты ничего. Красава.
– Спасибо, Никифор. Ты тоже молодца.
– Да куда уж мне. Я уж ко встрече с Создателем готовлюсь. Вот он устроит мне «разбор полетов». Какие возможности были даны, какие перспективы. А вышло как…
– Я помню, Никифор! Я помню! Сколько с тобой говорено было. Ты ж кладезь мудрости, бродяга. Вот уж кого не ожидал увидеть – так это тебя.
– А кого ты ждал? Архангела Гавриила? Что, беда с любой твоей? Не поняла, не оценила?
– Откуда знаешь?
– Оттель! Я ж БОМЖ, самый ценный кладезь информации, живущий вне временного континуума. Всё видящий и всё наблюдающий.
– Блин, ну ты загнул…
– Что? Сильно по-научному?
– Ага.
– Ну, тоди наливай, полковник.
– Ты и это знаешь?
– Знаю, знаю. Имеющий уши да услышит. А вы на обмывке так орали, что и у турок слышно было. Наливай.
Я налил в кружку и свой пластиковый стакан прозрачной жидкости. С сожалением отметил, что оставалось полбутылки, а с Никифором хотелось поговорить о многом. Ни дождя, ни снега я уже не чувствовал. Было тепло и хорошо. И остановка превратилась в теплое, уютное прибежище одиноких странников.
Перехватив мой взгляд, Никифор снова мне подмигнул.
– Не ссы, начальник. Ща Верка сгоняет, ты ей только «капусты» кашляни. И все заметано.
– Только без «самоката».
– Обижаешь.
Верка нарисовалась из пелены дождя и снега, я протянул ей сотку гривен.
– Две возьми, и закусон на сдачу.
– Обижаешь, начальник. Закусон имеется. Верка, водяры на все.
Когда Верка ушла, я вспомнил о сигаретах.
– Блин, сигареты…
– Курить хочешь? Имеется. Имеется на все вкусы.
Никифор достал из кармана потертой куртки пачку «Мальборо».
– Во, глянь! Бычки козырные! – ткнул он мне пачку, забитую окурками разной длины.
Я выбрал средней длинны окурок, на котором отсутствовали следы губной помады. С наслаждением подкурил.
– Может тебе еще и девку?
– Не, Никифор, это не по мне.
– Уважаю. А то ежели че – тут есть студенточка одна. Живет на съемной хате. Я к ней мыться хожу. Душевная девушка. Хотя в постели слабовата.