Недетские сказки. Тайные смыслы народных текстов. Подарочное издание с иллюстрациями
поборов окаянного Змея Горыныча.
Тернистый путь русской народной сказки
Кажется, что сказка – это самое доброе и невинное, что только может быть в нашей жизни. Малыш в люльке разговаривать ещё не умеет, а взрослые, умиляясь, уже рассказывают ему небывалые истории. Но так было не всегда. Судьба русской сказки воистину одна из самых сложных и интересных…
В Древней Руси сказки не сказывали, а баили басни. Самих же сказочников звали бахарями.[13] Басни любили и в народе, и в верхах. Вот только не всегда они были удобны для последних. Известно, что Кирилл Туровский, проповедник XII века, страшные муки в аду предвещал тем, кто «басни бают и в гусли гудут».[14] Великим грехом было забавляться сказками, ибо они, ведя свою родословную от древних мифов, которые сказывали народу волхвы-кощюнники, содержали в себе много языческого. А это было категорически неприемлемым для христианского духовенства, поскольку верить надо во Христа, а не в «птичьи грай»[15] и «ворожю».
Исполнение басен и песен в языческой Руси было священным. Достаточно вспомнить «Слово о полку Игореве», великом памятнике древнерусской литературы, где легендарный поэт-песенник Боян – не просто исполнитель, а великий вещун, способный к оборотничеству:
Для автора «Слова» Боян – не просто исполнитель, а великий вещун… Таким же певца изобразил Виктор Васнецов на своей былинной картине «Баян», 1910 год
Ибо Боян вещий,
если хотел кому песнь воспеть,
то растекался мыслию по древу,
серым волком по земле,
сизым орлом под облаками.[16]
В кого оборачивается Боян? Он растекается мыслию (возможно, мысию – белкой) по древу, волком по земле и орлом под облаками. Свои сказания поэт сопровождает игрой на гуслях, и автор «Слова» сравнивает его пальцы с десятью соколами, а струны – с десятью лебедями. В этих сравнениях звучит глубокое почтение к певцу. И действительно, отношение к культуре исполнения и слушания песен в княжеской среде языческой Руси было особенным. Сегодня среди учёных принято считать, что Боян – это историческое лицо, он был придворным певцом ряда русских князей XI века.[17]
К сожалению, тех священных песен кощюнников нам никогда не услышать. Их поэтические тексты до нас не дошли. Христианство, вместе с которым пришла к нам письменность, видело в книге лишь орудие для распространения своей идеологии, поэтому о собирании и записывании басен не могло быть и речи. О том, что народная поэзия все же существовала, мы знаем из запретов, которые духовенство налагало на неё.[18]
Запреты запретами, однако вековые традиции, видимо, не так-то просто было искоренить: народ продолжал сказывать басни во время труда, чтобы работа лучше спорилась, на пирах, чтобы душа раскрылась нараспашку в добрый час веселья, или перед сном грядущим. Так, в поучении XII века «Слово о богатом и убогом» рассказывается, как одному богачу