и болотными миртами. Однако не нашел здесь почти ничего, кроме неопрятного густого подлеска – повсюду, но не вокруг редких высоких дубов. Судя по отслоившейся коре и поникшим сучьям, этих великанов поразила какая-то болезнь. В других же местах опавшие сосновые иглы покрывали землю бурым одеялом, а иссохшие голые ветви не давали почек.
На северо-восток повернул ветер. На пути у него похрустывал и потрескивал подлесок. Была ночь, и по лесному перегною, тщетно выискивая добычу или падаль, сновали костлявые лисицы. Ни весеннего пения птиц, ни – что важнее – волчьего воя.
Покинув безмолвный Западный лес, ветер пронесся над Таренским Перевозом – вернее, над тем, что от него осталось. Городок с мощеной улицей и высокими зданиями на фундаментах из краснокамня стоял на границе области, известной под названием Двуречье, и по местным меркам считался очень красивым.
Теперь же черные развалины давно перестали дымить, и от городка почти ничего не осталось. Одичавшие псы рылись в мусоре и в грудах обломков – вдруг найдется какое-нибудь мясо? – и провожали ветер голодными глазами.
Тот свернул на восток и пересек реку, за которой, несмотря на поздний час, по длинному тракту от Байрлона к Беломостью брели разрозненные группы понурых обездоленных созданий с факелами в руках. Некоторые, судя по коже цвета меди, были доманийцами, чьи изношенные одежды рассказывали печальную историю о голодном переходе через горы. Другие же пришли из совсем уж дальних краев: тарабонцы – испуганные глаза над грязной вуалью – и фермеры из северного Гэалдана со своими женами. До всех доходили слухи, что там, в Андоре, есть еда – и еще в Андоре есть надежда.
Сейчас у этих людей не было ни того ни другого.
На восток летел ветер, вдоль реки, что вилась меж оставшихся без урожая ферм, высохших пастбищ и бесплодных фруктовых садов.
Брошенные села. Деревья как обглоданные кости. На этих ветвях нередко собиралось воронье, – бывало, в жухлой траве проскальзывал тощий кролик, а то и дичь покрупнее. И над всей землей довлели вездесущие грозовые тучи, и непросто было разобрать, день сейчас или ночь.
На подлете к великому и славному Кэймлину ветер свернул на север, прочь от объятого яростным красно-оранжевым пламенем города, питавшего ненасытные тучи клубами черного дыма. В ночной тиши в Андор пришла война, и беженцам еще предстояло узнать, что идут они навстречу опасности. Неудивительно. Опасность была повсюду, и ты так или иначе приближался к ней, если не стоял на месте.
Направляясь на север, ветер миновал людей с погасшим взором, сидевших на обочинах поодиночке или небольшими группами. Некоторые так оголодали, что не могли сидеть, и поэтому лежали, глядя в бурлящее грозовое небо. Другие брели дальше, а куда – и сами не знали. На север, на Последнюю битву, что бы это ни значило. В этих двух словах нет надежды, только смерть, но люди чувствовали, что обязаны быть именно там, на месте Последней битвы.
В вечерней мгле ветер добрался до громадного сборища далеко к северу от Кэймлина. За перелесками начиналось широкое