за судьбу жены и за свою судьбу: он был женат на еврейке и каждый день ждал ее депортации. Фашисты заставляли ученого развестись с женой, но натолкнулись на твердый отказ. Запись в дневнике Ясперса от 2 мая 1942 г. гласит: «И если я не смогу с оружием в руках спасти жизнь Гертруды, я должен буду умереть»[52]. Имелись достоверные сведения, что отправка на смерть еще остававшихся в Гейдельберге евреев назначена на 14 апреля 1945 г., но 30 марта в город вошли американские войска.
Фамилия Ясперса значилась в «белом списке» противников нацизма, ему вернули права ординарного профессора и ввели в состав руководящих органов вновь открытого университета. Ясперс вместе с Альфредом Вебером стал издателем журнала Die Wandlung («Преображение»).
Все, что было выстрадано, но оставалось невысказанным, о чем он думал долгими ночами, ожидая смерти, – все это нашло яркое и предельно убедительное выражение в его лекционном курсе «Проблема вины», прочитанном зимой 1945/46 учебного года в нетопленой auditorium maximum Гейдельбергского университета и тогда же изданном отдельной книгой[53]. Дольф Штернбергер вспоминал: «Это был другой Ясперс, покончивший с вынужденной скрытностью, с вакуумом, в котором он пребывал». Теперь философ, по его собственным словам, «стремился действовать», «идти на улицу», обращаться к немцам, находящимся «вне системы власти», «принадлежать к сообществу независимых мыслителей, которые ответственны лишь за то, чтобы говорить правду»[54].
«Я как немец среди немцев, – говорил он, – хочу способствовать ясности и единодушию, а как человек среди людей участвовать в наших поисках истины». Главным для будущего Германии Ясперс считал процесс национального самоосмысления и национальной самокритики. На первый план в рассуждениях ученого выходила проблема вины – вины и ответственности каждого. «Требование переплавиться, возродиться, отбросить все пагубное, – говорил он, – это задача для народа в виде задачи для каждого в отдельности»[55].
Великий знаток человеческих душ прекрасно понимал, что его призывы непопулярны, но все же настаивал на своем, на необходимости интенсивных поисков истины и справедливости: «Горизонт сузился. Люди не хотят слышать о вине, о прошлом, их не заботит мировая история. Они хотят просто перестать страдать, хотят выкарабкаться из нищеты, хотят жить, а не размышлять. Настроение скорее такое, словно после столь страшных страданий следовало бы ждать вознаграждения, на худой конец утешения, но уж никак не взваливать на себя еще и вину»[56].
В пограничной ситуации, в которой находилось социальное сознание немецкого народа, Ясперс пытался убедить сограждан в «правомерности и правдивости» Нюрнбергского процесса: «Национальный позор состоит не в суде, а в том, что к нему привело, в самом факте этого режима и его действий. Сознание национального позора для немца неизбежно. Оно направлено не в ту сторону, если обращено к этому процессу, а не к его истоку»[57].
Наряду