она его даже не заметила, а теперь, когда увидела, сразу узнала.
– Здравствуйте, – вежливо сказала Ирина.
– Здравствуй, – кивнул Валерий, продолжая сидеть на скамейке.
Ирина подумала: «Всё правильно, тут не место для светского этикета и расшаркиваний».
Вроде, выглядел он спокойным и говорил как обычно, не было в глазах ни муки, ни отчаяния, но всё же что-то было. Нечто такое, что заставило Ирину снять перчатки, отложить на время уборку, подойти к свежему холмику и сесть рядом с Валерием.
– Мама? – спросила Ирина просто.
– Да, – Валерий кивнул.
– Примите мои соболезнования.
Он опять кивнул. Тягостное молчание длилось несколько минут, Ирина уже собиралась встать и уйти, чтобы не мешать Валерию, как вдруг он заговорил горячо и быстро. Ирина даже не знала, что он может так говорить; обычно он говорил слегка размеренно и насмешливо.
– Ровно месяц назад. Скоро сорок дней. Могла жить ещё, если бы не перелом. Говорил же, дома сиди, всё нужное привезу… Но очень самостоятельная была. Жить с нами ни в какую не согласилась, хотя места в доме полно. Сама себе хозяйка была. И вот… Каждый день сюда прихожу, мне тут как-то легче. Будто мама рядом. Говорят, после сорока дней немного отпустит. Как думаешь?
– Я к папе тоже ходила каждый день до сорока дней, потом стало легче. У нас тут большая оградка: папины родители, папин старший брат, папа. И ещё местечко есть. Тут, на старом кладбище, хорошо, умиротворенно. А кто рядом с вашей мамой похоронен?
– Это её муж и сын.
– Ваши отец и брат? – горло перехватило, и Ирина взялась рукой за шею.
– Нет.
Он больше ничего не сказал, и Ирина посмотрела на фотографию, прикрученную к кресту.
– Герман Нелли Ивановна, – прочитала Ирина вслух. – Так выходит…
Она осеклась, вдруг вспомнив, как оформляла документы Нелли Ивановны в тот день, когда они с Валерием впервые встретились. Так злилась тогда на него, что видимо, память отшибло. Валерий вдруг улыбнулся.
– Да. Герман – это фамилия. Фамилия моей мамы и, соответственно, моя.
– Красивая фамилия.
– Очень. Но при рождении у меня была другая фамилия, и имя другое. Правда, фамилию ту я не помню. Помню только, что меня называли «Алик», а я постоянно дрался с кем-то. Как зверёныш. Я же до шести лет жил в детском доме. Меня в роддоме оставили. А когда исполнилось шесть, меня мама усыновила. У неё за два года до этого погибли муж и сын. Рыбачили, началась гроза, они спрятались под дерево, а в него молния ударила. Парню было шестнадцать. Его звали Валера. Мама, когда немного оправилась, решила меня усыновить. До этого никто меня не выбирал, я же злющий был, кричал, сквернословил. А мама не испугалась ни моих воплей, ни моей явно азиатской наружности. И началась у меня совсем другая жизнь. Точнее, так: в шесть лет началась моя жизнь. Мама сделала меня самым счастливым человеком. А я стал для неё утешением, потому что никогда не расстраивал её, стремился всегда побеждать и быть