ожидании и, охнув, присел на корточки, не в силах сдержать нервный смешок. Из травы к ногам парня вышел, держа трубой хвост, чёрный кот, единственный мельничный обитель, к которому никогда не приставала мучная пыль, он, даже упав в ларь, выбирался оттуда в своём первозданно угольном цвете.
Кот, выйдя из травы, не торопясь, подошёл к рыбе, схватил зубами крупного линя и поволок в сторону. Скоро оттуда раздалось хриплое урчание, затем послышался треск рыбьих костей.
Вычищенную рыбу Максим переложил крапивой и сверху накрыл лопухами. В амбарушке раздавались храп подручного и посапывание старого Севастьяна. Максим взял рогожный куль, бросил его на пол и разлёгся на нём, подложив под голову шапку. Комары накинулись на новосела, но он был к ним привычен и скоро уснул здоровым молодым сном.
Севастьян встал вместе с солнышком, сварил уху и растолкал парней.
– Вставайте, ребята, на молитву!
Максим разом поднялся, свершил несколько крестных поклонов в сторону засиженного мухами образа и побежал на берег. Холодная вода остудила опухшее от комариных укусов лицо. Он расчесал мокрыми пальцами всклоченные волосы, стряхнул с одежды соломенный сор и невольно засмотрелся на плёс. Над водой, подгоняемые ветерком, плыли клочья белого тумана, возле берега, куда он кинул вчера рыбную мелочь, опустилась чайка и стала жадно хватать рыбу широко раскрытым клювом. За первой чайкой невесть откуда появились другие, и начался визгливый ор и махание крыльями прямо перед лицом у Максима. Максим кинул в них палкой, но они не испугались, а раскричались ещё громче и визгливей.
После еды Севастьян посмотрел каменотёсную работу Максима и указал на целый каменный круг.
– Трудись, парень! А я скажу Ивану Ермолаичу, что на мельничную работу ты гож. Хозяин наш не скуп и добрых трудников не обносит своей милостью.
– Спасибо на добром слове, дядька Севастьян, – поблагодарил Максим старика. – Однако долго близ тебя я не задержусь.
– Что так? – удивился Севастьян. – Мельница тебя всю жизнь кормить будет, и жену, и детей. Нашей работой не бросаются, её у Бога просят.
– Я жду слова от Твёрдышева, – объяснил Максим.
– Вот как! – удивился Севастьян. – Да ты не так прост, раз с Твёрдышевым знаешься.
До обеда Максим трудился над жерновом, затем лёг под деревом и задремал. Разбудил его громкий крик.
– Максим! Где ты спрятался? – шумел Ермолай.
– Тут я. Что надо?
– Поспешай! Тебя Степан Ерофеич кличет!
Твёрдышев с Андреевым стояли возле двора мельника. Рядом с ними переминались с ноги на ногу двое парней, а к коновязи были привязаны несколько коней, среди них и Соловой.
– Беда, Степан Ерофеич, что у меня все люди в разгоне! – сказал Андреев. – Вот только этих двое да мой Ермолайка и пришлый Максим.
– Управлюсь и этими, – промолвил Твёрдышев. – На струге есть люди. Им только лодка нужна.
Степан Ерофеевич был встревожен. Только что прибежал