но я отпахал двенадцать часов и хотел бы поужинать. Это сверхъестественное желание для женатого человека? Горячий ужин?
– Разогрей суп, – она не пыталась придать голосу заботливые интонации.
– Да он скис к чертовой матери.
– Я сожалею.
– Сожалеешь? Ты издеваешься, Жень?
Она испугалась, что он расплачется. Слезы мужа выводили ее из себя. А плакал он часто, театрально и выспренно – есть же такое слово? Особенно захмелев.
– Я оплакиваю свою молодость, – говорил он.
– Телефон сейчас разрядится, – не соврала Женя, – мне нужно кое-кого навестить. Не переживай. И пей таблетки.
– Навестить?
Она прервала звонок и выключила мобильник. Бросила на стол мятые купюры, побрела к выходу, и чучела беззвучно перешептывались, судачили.
Стас – сегодняшний, обрюзгший Стас – вот на кого был похож деревянный бычок. Он нахохлился, подогнул одно копыто, раздул ноздри, готовясь ринуться в атаку, сигануть с насыпи на трассу.
Сидя за рулем, Женя вообразила, как оживший бык мчится, тараня покатым лбом струи дождя, как вминается в автомобиль. Визжит металл, кабина сплющивается, а рога протыкают стекло и выкорчевывают дверцы. Дождь хлещет в салон. Бык пятится для следующей атаки. Его конечности скрипят, кольцо бьется о толстые губы.
Прыжок – и деревянный штырь впивается в горло Жени.
Она помассировала переносицу, стряхивая оцепенение.
Бык лоснился, облупленный и старый.
Бесполезный.
– Иди к черту, – прошептала Женя.
Вдавила педаль газа и свернула с парковки. По бокам шоссе чернела степь. Серая муть на горизонте, низкие тучи над рудными отвалами и шахтными башнями. Померещилось, что кто-то движется параллельно дороге – бык, конечно, отправившийся на поиски добычи.
Автомобиль миновал здание дробильно-сортировочной фабрики и въехал в город, из которого Женя сбежала десять лет назад.
Варшавцево приветствовало ее ударом грома. Молния расколола небосвод. Озарила фасады хилых пятиэтажек, провинциальный автовокзал и потемневшую, отяжелевшую листву деревьев. По безлюдной улице ползла допотопная уборочная машина. Ленин важничал, оседлав цементный куб.
Город был захиревшим, полудохлым и неожиданно родным. Со всеми этими крапчатыми парапетами, замусоренными оврагами и ржавыми качелями во дворах.
Зачесалось предплечье – она поскоблила ногтями татуировку, затем куснула ее зубами, как кошка, ловящая блох.
Идея приехать сюда посетила ее днем на почте. Она стояла в очереди, рассматривая молодую почтальоншу, действительно красивую брюнетку.
Сердце обливалось кровью, а другое сердце – на руке – зудело.
Стас называл почтальоншу «июленькой». Так нежно. Женя прочла метры их переписки, зачем-то вызубрила наизусть трогательные куски.
«Хочу быть с тобой всегда». «Хочу проснуться рядом и целовать тебя».
Бла-бла-бла.
– Я вас слушаю, – сказала брюнетка, улыбаясь дежурно. Наивная дурочка.
Женя покинула