и не стесняется вовсе. Просто с характером баба, но ничего – обуздаю, дай срок только, и не такие бастионы брали».
В зале дамочка, не обращая внимания на предупредительно поставленный перед ней стул, демонстративно присела на соседний.
– Только ради бога не надо дуться, – бросила она, заметив гримасу то ли скорби, то ли недоумения на лице кавалера. – Намекать женщине на то, что она не в состоянии сама подвинуть себе стул или снять плащ, – это пошло и бестактно. Это, если хотите, пережиток средневекового кобелиного шовинизма, предрассудок того времени, когда женщинам изо всех человеческих радостей доставались только Kinder, Kueche und Kirche.
– Так вы это, прощу прощения, феминистка, что ли?
– Всего-навсего лишь выступаю за равноправные, доверительные и уважительные отношения между полами. Осуждаете?
– Не так чтобы очень… удивляюсь только. Но всё-таки, согласитесь, женщина – это женщина, а мужчина – это мужчина, так матушкой-природой уж заведено. А вы, бессовестная, все законы природы попрали, в смысле – поухаживать даже за собой не даёте, – кокетливо упрекнул её Пустохвалов. – И как, извините, нам, самцам, теперь обольщать вас прикажете в эпоху цифровой экономики – ни дуэлей тебе, ни мамонтов поблизости, а тут ещё и руку в автобусе подавать не велят.
– Придумаете что-нибудь, на то вы и мужчины, в конце концов.
– В таком случае у меня созрел тост: за умеренную эмансипацию. Или, другими словами, за равенство полов, но… только после свадьбы. Поддержите?
– Возможно, – лукаво прищурилась дамочка, – если, конечно, вы вина мне нальёте.
– С вашего позволения, мадемуазель…
Слово за слово, разговор незаметно перетёк в мирное русло. После второго бокала избранница заметно оттаяла и даже позволила Пустохва-лову положить к ней в тарелку немного запечённой рыбы.
А после третьего тоста доверие между полами было полностью восстановлено. Забывшая про гендерное неравенство эмансипантка смотрела на Пустохвалова влюблёнными глазами, готовая хоть сейчас делегировать ему все необходимые полномочия для доказательства последним своих чувств. Пустохвалов, надо сказать, тоже не терялся: и подкладывал, и наливал, и предупредительно щёлкал зажигалкой.
В десятом часу Пустохвалов махнул официанту рукой, после чего принесли счёт.
Увидев кругленькую цифру, бравый кавалер нахмурился и смачно втянул ноздрями воздух.
– Ух ты, четыре с гаком! Ничего себе так погуляли.
– Я, к вашему сведению, тоже могу поучаствовать, – не растерялась эмансипированная спутница Пустохвалова, перехватив его тяжёлый взгляд.
– Ну, если вы так настаиваете, – пробормотал он. – Разве с вами поспоришь, с эмансипантками.
Рыцарь стремительно терял игривость и расположение духа. На безвольной нижней губе его повисла тлеющая сигарета. Левый глаз, вперившийся в принесённый официантом квиток, слегка подёргивался.
Порывшись у себя в сумочке, женщина с гордостью выложила на стол тысячу рублей:
– Мой