сыграла важнейшую роль.
От Канчаны мы узнали, что Самхита начала читать «Махабхарату» в четыре года. «Мифология эпоса, истории царей и царевен зачаровали ее. В три годика она просила читать ей вслух и не позволяла остановиться, пока у нее не получалось повторить прочитанное вслух, слово в слово», – говорит Канчана.
Исходно именно мама Самхиты вдохновила ее записать «Махабхарату», потому что шли каникулы и Самхита все свои книжки для чтения освоила слишком быстро: «Мне было интересно, что и сколько она понимает в том, что читает, а еще я хотела, чтобы ей было чем заняться и чтобы она развивала навыки письма. Самхиту моя затея вдохновила, и первые несколько глав “Махабхараты” обрели форму у нее в дневнике. Рисунки, которые она поначалу делала шариковой ручкой, возникли там же. Чуть погодя брат предложил, а она изобразила какую-то сценку на белой бумаге. Когда я увидела тот рисунок, чутье подсказало мне, что он особенный. У Самхиты и прежде возникало много рисунков и картин, кое-что из них – абстракции. Но эти смотрелись иначе: они получались легкими, простыми, но вместе с тем и драматичными».
Постепенно мы собрали все изложение Самхиты – в прозе строгой, сдержанной и сумрачной, в сопровождении изощренных иллюстраций шариковой ручкой и тушью. Если не считать бережного устранения немногих логических и синтаксических ошибок, а также помарок, мы оставили текст таким, каким он был изложен словами Самхиты. Пусть он и казался нам чрезвычайно чарующим, мы обязаны были «проверить» его на подлинность.
Выяснилось, что версия Самхиты, как ей нравится это именовать, – чудесная квинтэссенция многих прочитанных ею текстов. Самхита явно обращалась не к одному источнику, а извлекала события и детали из нескольких доступных ей. «Махабхарата» Питера Брука повлияла на нее очень сильно, по словам ее матери: «Ее любимый эпос “ожил” – со всеми этими костюмами, столь же изысканными, проработанными и прекрасными, как ее рисунки. Фильм стал ее любимой видеокассетой, и она завороженно смотрела его по четыре-пять часов, не отрываясь»[2].
Очевидно, глубокая и тонкая проработка Бруком персонажей «Махабхараты» тронула Самхиту. Эту версию она предпочитала телевизионной, которая, по ее словам «грубая, в ней не хватает хара́ктерности, она шумная и киношная»[3].
Эпическое и мифологическое в своей притягательности свойство текстов Самхиты – одновременно и детское, и глубинное. Например, излагая историю Экалавьи, она пишет о свершенной над ним несправедливости с прямотой, какую осмеливаются выказывать только дети.
Самхита не просто излагает повесть. Она выражает чувства к своим персонажам, судит их поступки, но остается при этом верна эпосу в том виде, в каком он известен многим из нас. Это становится очевидным в том, как она обходится, например, с Юдхиштхирой. Она признает, что он праведен и мудр, но рассказывая историю о великом поединке на костях, отмечает, что Юдхиштхира согласился сыграть повторно: «Любой решил бы, что уж теперь-то Юдхиштхира выучил