сумели сделать это.
Питер сам стал строительным рабочим и превратил весь верхний этаж в мастерскую, для чего снес внутренние перегородки и расширил окна, создав естественное освещение. Все трое ночевали в общей спальне на первом этаже, что оставляло одну комнату свободной под гостиную. Кухня, ванная и туалет разместились в пристройке со стороны заднего двора.
Питер прошел прямо в кухню и поцеловал Энн.
– Боюсь, я сорвал злость на своих учениках, – сообщил он.
– Ничего, вытерпят, – улыбнулась она. – Безумный Митч пришел приободрить тебя. Он в мастерской. Я как раз готовлю сандвичи для всех нас.
Питер поднялся по лестнице. Безумным Митчем они прозвали Артура Митчелла, учившегося вместе с Питером в колледже изящных искусств Слейд. Потом он стал преподавателем, отказавшись даже от попытки внедриться в рискованный с коммерческой точки зрения мир профессиональных художников. Он целиком разделял глубокое презрение Питера к нравам и претензиям этого мира, где правили бал деньги.
Когда Питер вошел, он как раз рассматривал только что законченную картину.
– Ну, и что ты о ней думаешь? – спросил Питер.
– Неправильная постановка вопроса, – отозвался Митч. – Она заставит меня вывалить кучу собачьего дерьма по поводу мастерства передачи движения, твоего владения кистью, композиции и эмоционального настроя. Лучше спроси, повесил бы я эту вещь на стену у себя дома.
– Ты повесил бы ее у себя дома?
– Нет. Она бы дисгармонировала с моим костюмом-тройкой.
Питер рассмеялся.
– Ты собираешься откупорить принесенную с собой бутылку виски или нет?
– Конечно, собираюсь. Надо же устроить поминки.
– Стало быть, Энн все тебе рассказала?
– Да, рассказала. Ты на собственной шкуре испытал то, о чем я тебя предупреждал несколько лет назад. Но личного опыта здесь ничто не заменит.
– Трудно спорить.
Питер снял с полки два не слишком чистых стакана, и Митч налил в них виски. Они поставили пластинку Хендрикса и какое-то время слушали фейерверк, извлекаемый из гитарных струн, в молчании. Энн принесла сандвичи с сыром, и все трое стали методично напиваться.
– Хуже всего, – сказал Митч, – что по сути своей, самая драгоценная сердцевина всего дерьма, которое мы видим…
Питер и Энн дружно рассмеялись, услышав такую причудливую смесь метафор.
– Продолжай, – сказал Питер.
– Основа самого задрипанного шедевра, его главная ценность заключается в уникальности произведения. Очень немногие полотна могут считаться уникальными в полном смысле этого слова. Если только в картине нет какого-то подвоха, некой уловки – улыбка Моны Лизы самый известный из примеров этого, – то любой сможет написать точно такую же.
– Насчет точности ты перегибаешь палку, – вставил реплику Питер.
– Точность необходима лишь там, где она важна. Несколько миллиметров расхождения в использовании