с за шкирку не вытащил!
Мы с Джерри выползли из шалаша. Небо было как черное стекло. Прямо над нами маячил Звездоворот, яркий, точно белый огонек перед глазами, а воздух был прохладным-прохладным, как всегда в безоблачную погоду, когда видны звезды. Большинство взрослых из охотничьего отряда уже собрались, вооруженные копьями, луками и стрелами: Дэвид, Мет, Старый Роджер, Люси Лу… На поляне горько пахло гарью; в свете костров и деревьев клубился дым. Вожак нашей группы, Белла, вместе с мамой Джерри, моей доброй уродливой тетушкой Сью, жарили на завтрак летучих мышей. Тетя и Белла на охоту не шли, но встали пораньше, чтобы собрать нас в дорогу.
– Ешьте, дети, – проговорила Сью, протягивая нам с Джерри по половинке летучей мыши: одно крыло, одна нога, одна крошечная сморщенная ручка.
Фу! Мышь! Мы с Джерри, кривясь, жевали жесткое мясо. Оно было горьким-прегорьким, несмотря на то что Сью подсластила его обжаренной пеньковицей. Но оттого-то и собрался охотничий отряд. Мы получили на завтрак летучую мышь, потому что в лесу вокруг обиталища Семьи нашей группе не удалось поймать дичи получше, и теперь мы попытаем счастья в другом месте, далеко отсюда, в отрогах Пекэм-хиллс, куда время от времени спускаются шерстяки из Снежного Мрака.
– Мы не станем их караулить на Холодной тропе, – заявил Роджер. – Мы обогнем гору по Обезьяньей тропе и выйдем на Холодную у верхней границы леса.
Хлоп! Дэвид огрел меня по заднице концом своего длинного тяжелого копья и захохотал.
– Подъем, малыш Джонни!
Я взглянул в его лицо, похожее на морду летучей мыши, – одно из самых уродливых в Семье (на месте носа у Дэвида тянулась огромная рваная дыра, точно второй рот), – но не нашел, что ответить. Шутки у Дэвида были дурацкие: ударить ни с того ни с сего и рассмеяться, как будто это всего лишь игра. Но тут на нашу поляну по утоптанной тропинке, которая вела к Большому озеру и связывала две наши группы, вышли новошерстки Иглодревов с копьями и луками.
– Привет, Красные Огни! – закричали они. – Вы что, еще не готовы?
Белла договорилась с их вожаком Лиз, что кто-то из их новошерстков отправится с нами и получит долю добычи. Группа Иглодревов в Семье была ближе всех к нам, Красным Огням, мы ложились спать и вставали в одно и то же время, а значит, нам было проще что-то делать вместе с ними, чем, скажем, с Лондонцами, которые ужинали ровно тогда, когда мы просыпались.
Я заметил среди пришедших Тину: Тина Иглодрев, обрезавшая волосы устричной раковиной, чтобы они торчали, как иголочки.
– Ну что, все готовы? – крикнула Белла. – Все взяли копья? У всех есть теплые накидки? Вот и хорошо. Тогда в путь. Принесите нам мяса, а мы уж тут пока сами обо всем позаботимся.
Мы шагали по тропинке, которая вела через рощу мерцающих звездоцветов к Мышекрылам. На полянке целая орава Мышекрылов – и взрослые, и новошерстки – топорами из черного стекла рубили огромный древосвет в красном отсвете его цветов. Мы прошли краем их поляны к Семейной Изгороди, растащили ветви у калитки и вышли в редколесье. Теперь уж нам не попадутся навстречу ни шалаши, ни лагерные костры: ничего, кроме светящихся деревьев.
«Пф-ф-ф, пф-ф-ф, пф-ф-ф», – пыхтели деревья. «Хм-м-м-м», – гудел лес.
Чтобы окончательно проснуться, мы старались держаться в свете древесных огней, а заодно сбивали птиц, летучих мышей и фрукты, которые попадались нам по пути. Наконец мы сделали привал у огромного валуна под названием Ком Лавы. Старый Роджер раздал каждому из нас по печенью из молотых зерен звездоцветов, чтобы мы хоть немного заморили червячка. Поев, мы уселись, привалившись спиной к валуну, чтобы не бояться, что сзади к нам могут неожиданно подкрасться леопарды. Вокруг росло множество желтых деревосветов (там, где обитает Семья, таких почти нет) и сновали желтые звери под названием «прыгуны»: они появлялись из леса, прыгая на задних ногах, замирали на месте, сцепив все четыре передние лапы и глядели на нас огромными глазами-блюдцами, издавая свое вечное «пип-пип-пип». Но в пищу эти звери не годились, да и шкуры у них были дрянные, поэтому мы швыряли в прыгунов камнями, чтобы те убрались прочь и дали нам спокойно поспать.
Когда мы проснулись, было по-прежнему ясно, а в небе все так же ярко-преярко сиял Звездоворот. Мы снова тронулись в путь. Мы шагали под красными и белыми древосветами (обычно их называют просто – красносвет, белосвет, желтосвет и так далее) и иглодревами; вокруг порхали сверкающие махавоны, на которых охотились летучие мыши; деревья, как обычно, пыхтели – «пф-ф-ф, пф-ф-ф», – и все звуки сливались в мерный гул – «хммммммммммммммммм», – не смолкавший в ушах ни на минуту.
Спустя несколько миль мы подошли к прудику, полному светящихся волнистых водорослей. Новошерстки дружно скинули накидки и нырнули в теплую воду за краборыбами и устрицами. Все парни глазели на Тину Иглодрев и думали о том, до чего же она хороша: гладкая кожа, длинные ноги – так и хочется с нею переспать. Но Тина, вынырнув, подплыла прямо ко мне и протянула умирающую устрицу, которая все еще испускала яркий розовый свет.
– Знаешь, что говорят об устрицах? – спросила Тина.
Клянусь шеей Тома, она была хорошенькая-прехорошенькая,