бы у нас не оставалось еще трех ног шерстяка, мы бы все легли спать голодными.
6
Тина Иглодрев
В конце дня, спустя две спячки после того, как Джон Красносвет убил леопарда, мы с ним шагали вдоль ручья Диксона. Мы вскарабкались на скалы за изгородью Лондонцев и Синегорцев, так что Глубокое озеро со светящимися волнистыми водорослями, водносветами и яркими устричными отмелями осталось внизу, под нами.
– Такое ощущение, будто там внизу еще один лес, правда? – заметила я. – Еще одна маленькая Долина Круга, окруженная скалами, со своим Снежным Мраком. Разница только в том, что этот лес – под водой.
С нижнего края озера был даже узенький водопадик – там, где вода из Глубокого спадала в Большое озеро, так же, как все реки и ручьи Долины Круга стекали вниз сквозь узкую щель Проходного водопада.
– Ага, – фыркнул Джон. – И если в Проходной водопад свалится еще одна плита, то весь лес Долины Круга тоже окажется под водой.
Люди нечасто ходят к Глубокому озеру. Вот и сейчас тут никого не было. Мы спустились к воде, сняли накидки и нырнули. Вода была прозрачная, как воздух, и теплая-претеплая, как мамино молоко. Ручей, который наполняет Глубокое озеро, вытекает из снежной глыбы Диксона высоко в Синих горах, и поэтому вода в нем ледяная, но корни деревьев и водносветы ее согревают.
– А ты не робкого десятка, – бросила я, когда мы вынырнули у берега. – В одиночку убил леопарда.
Схватившись за корни деревьев, мы стояли лицом друг к другу, близко-близко, по плечи в теплой-претеплой воде.
– Мне все об этом говорят, – усмехнулся Джон, – но в твоих устах это звучит как вопрос.
Я кивнула. Это и был вопрос. Я пыталась разгадать Джона. Выглядел он прекрасно, спору нет, настоящий красавчик, и яснее ясного, почему его так любят старомамки, охочие до детородного семени. Еще он был умен и сообразителен, и остальные парни его уважали. А теперь он к тому же прославился на всю Семью: о нем узнали все. Все это отлично-преотлично, но я пока так и не поняла его до конца. И никто не понимал. Было в Джоне что-то такое, что он скрывал.
– Знаешь, – призналась я, – мне кажется, раз в жизни любой способен на отчаянный поступок. Каждый может быть смелым, но только в чем-то одном.
Джон пожал плечами.
– Пожалуй, ты права. Но один отчаянный поступок ничего не значит. Иногда люди ведут себя храбро только потому, что у них нет времени что-то придумать.
– У тебя было так же?
Джон задумался.
– У меня действительно было не так много времени, когда леопард кружил вокруг нас. Но я знал, что у меня есть выбор и никто меня не осудит, если я убегу. Так что, пожалуй, я остался стоять не потому, что не успел придумать ничего получше.
– Тогда почему? Это всего-навсего леопард. Его же даже есть нельзя.
– Я сделал это, потому что… Знаешь, я никогда не понимал, что мною движет в такие минуты. Думаю, этого никто не понимает. Я вдруг осознал, что выбираю не только то, как мне быть, но и каким быть. Вот так все и решилось. И отныне