неприхотлив и мог спать на земле, подложив под голову седло, лежать на попоне, укрывшись корзном, подбитым мехом соболя и так же воспитывал своих сыновей.
Князь был высокого роста, широкоплечий, стройный, он двигался легко и бесшумно, как настоящий лесной зверь, в нём была огромная, неутомимая сила, но сейчас он был растерян. Недавно был погребён его средний сын, погибший на ловах. Князь, видя несерьёзный и неусидчивый характер своего старшего сына Лютовоя, прочил на княжеский стол среднего ‒ Светловоя. Что касается Лютовоя, то отрок рос здоровым, крепким и общительным, но слово дисциплина на него действовало, как красная тряпка на быка. Когда его призывали к порядку, ему тут же хотелось что-нибудь натворить, его наставник Белимир смотрел на него укоряюще и качал головой. Лютовой осознав, что огорчил своего кормильца, просил прощения. Подрастая, Лютовой проходил обучение: бегал, отжимался, боролся, учился владеть оружием. В двенадцать лет его опоясали мечом. Светловою, среднему сыну князя в будущем было суждено занять стол отца, и он гордился этим, старался выглядеть взрослым и серьёзным отроком, чтобы никто не усомнился, что он достоин княжеского стола. Лютовой был рад, что все княжеские заботы достанутся не ему и часто издевался над братом, но Светловой его любил и не обращал внимания на его проказы.
Младший сын Мал был похож на отца. Красавцем его трудно было назвать, зато он рос здоровым, подвижным и сообразительным. Поначалу князь только забавлялся, глядя на выходки сына, но постепенно привязался к нему и теперь любил, казалось, сильнее двух старших. Мал не спускал старшим братьям насмешек и отважно кидался на них с кулаками.
– Воин растёт! – с удовольствием отмечал Нискинин, глядя на сына.
Малу исполнилось семь лет и вместо длинной рубахи, под которой больше ничего не было, на него надели портки и рубаху, которую подпоясали кушаком и перевели на мужскую половину, назначив ему кормильцем и наставником кметя Бектура, смуглого, невысокого роста, наполовину половца, бороды и усов он не носил. Мал, как только чуть подрос, понял, что княжеский стол ему не светит, и решил, когда вырастет, добудет его себе, во что бы то ни стало. Ага! Берегитесь братья! Мал никогда обид не спускал, ни друзьям, ни недругам, ни братьям. Тем более что князь Нискинин на него никогда не сердился.
– Пущай воюет! Потом пригодится! – говорил он, когда его младшенький являлся домой в рваной одежде, весь в пыли и ссадинах, а иногда и с расквашенным носом.
– Ты один такой истрёпанный, али твои недруги тожеть пострадали? – спрашивал Нискинин младшенького.
– Да фигня война! Им больше досталось! Жди, батя, скоро побегут родичи к тебе со слезницами3.
Гордый отец, с улыбкой хмыкнув, скрывался в тереме.
Вместе с теми же мальчишками, подрастая, Мал проходил обучение: бегал, отжимался, боролся, учился владеть оружием. В двенадцать лет его опоясали мечом, а мальчишки, сыновья кметей, стали его собственной ближней дружиной.
***
У