ающие обвинили меня в дурновкусии. Подайте другое платье.
– Какое изволите? – Примерка длилась уже второй час, но месье Фрэй даже не смел заикнуться об этом. Главной его задачей было следить, чтобы принцесса была счастлива.
– А что вы мне посоветуете?
– В Париже нынче в моде снегопады, Ваше Магичество. У вас в гардеробе как раз есть прекрасный образец.
Лёгким движением палочки месье Фрэй заставил весеннее платье скрыться с глаз госпожи, и его место занял белоснежный наряд из муслина. Изображённые на нём снежинки кружили по рукавам, сталкивались на груди и плавно опускались на подол, образовывая там небольшие сугробы.
– Это нравится мне чуть больше. – Аврора ненадолго задумалась. – Но не вы ли только что сказали, что это я должна влиять на моду, а не мода на меня?
– Ваше Магич… – неуверенно попытался оправдаться слуга, но его перебили:
– Мой батюшка слишком вас избаловал, месье Фрэй. Надо попросить его быть с вами строже.
– Как Вашему Магичеству будет угодно, – поклонился старик.
– Моему Магичеству угодно выбрать красивое платье. – Аврора окинула взглядом всю комнату и остановилась на ярко-оранжевом наряде, рисунок на котором на время замер, пока в комнату не ворвался порыв ветра и не потревожил изображённые на нём осенние листья.
– Хочу это, – сказала она и развернулась к окну. – Мой брат всегда любил осень больше других времён года. Надеюсь, он не сильно изменился. Боже, я ведь не видела его уже три года! С тех самых пор как… как…
– Как он отправился в своё паломничество от Палаты Чародеев, в которую вступил вопреки воле вашего отца, – подхватил слуга. – Отказавшись из-за этого от престола вопреки воле вашего отца. – Месье Фрэй ненадолго задумался и быстро добавил: – А в Палату Чародеев он вступил после окончания Лазаревского лицея, в который поступил…
– …вопреки воле моего отца, – закончила Аврора и грустно усмехнулась. – А я всегда считала себя непослушной дочерью. – Поняв, что чересчур расчувствовалась в присутствии слуги, добавила: – Надеюсь, он хотя бы не отрастил себе усы, о которых всегда мечтал.
– Напомните, как же он вас всё время называл?
– А вот это уже не ваше дело, месье Фрэй! – строго сказала Аврора. – Ваше дело помочь мне с выбором платья, с чем вы худо-бедно справились. А сейчас ступайте, Её Магичеству нужно некоторое время на отдых.
На этих словах принцесса подошла к окну и сделала глубокий вдох. Императорский дворец находился на скале в крайней и самой высокой части Светлограда, поэтому её взору открывался вид на весь город. В свете пока ещё летнего солнца поблёскивали алые крыши домов, виднелись остатки былого величия некогда популярного Театра Дуэлей, а на мосту, отделявшем дворец от самого поселения, маршировали стражники. Аврора обернулась на месье Фрэя, который по-прежнему стоял возле двери.
– Почему вы ещё здесь? Кажется, платье я выбрала. Не пора ли вам заняться другими делами?
– Его Императорское Магичество уже ждёт вас в зале. Даниил послал письмо, в котором сообщил, что прибудет на час раньше.
– Но это значит… – начала Аврора, и месье Фрэй подхватил:
– Это значит, он будет тут с минуты на минуту. Мне позвать служанок, чтобы помогли вам надеть это платье?
– Ещё чего! – возмутилась принцесса. – Мне уже двенадцать лет, и я в состоянии сделать это сама.
– В таком случае, я подожду Ваше Магичество в коридоре.
Слуга по воздуху пустил платья в коридор, вышел следом и закрыл за собой дверь.
Авроре хватило пяти минут, чтобы надеть платье. К своей чести, девочка отметила, что почти не помогала себе магией. Разве что при застёгивании корсета. Принцесса ненадолго замерла перед картиной, на которой была изображена вся их семья: сама Аврора – двухлетний краснощёкий карапуз с огромными зелёными глазами и торчащими во все стороны во все стороны золотистыми волосами; одиннадцатилетний брат локонами того же цвета и серьёзным выражением лица под стать отцу – высокому и статному, с пышными усами, вечно сердитым взглядом и всё такой же золотистой копной на голове.
Ну и, конечно, мама – синеглазая брюнетка, добрая и озорная, как весеннее утро. Она улыбалась Авроре со всех картин, на которых была изображена. Жаль, что последние девять лет мама улыбалась только с портретов. Аврора и рада была бы поговорить о ней, послушать, какой она была при жизни, но брат последние годы почти не присутствовал во дворце, а отец категорически отказывался вспоминать о покойной супруге и только злился, когда Аврора заводила о ней разговор.
Девочка лишь помнила, что смех мамы напоминал журчание весеннего ручья, и каждое утро та начинала с чая со шербетом. Но чем взрослее Аврора становилась, тем меньше деталей оставалось в памяти. Быть может, по утрам та пила вовсе не чай, а кофе, и не со шербетом, а с халвой.
Когда к глазам Авроры подступили слёзы, она перевела взгляд на изображение брата, который, чтобы позлить отца, позировал художнику в новеньком мундире Лазаревского лицея, от поступления