есть наша природа, какую мы претворяем в общественную жизнь на суше.
Океан вынес меня в приличную двухкомнатную квартиру у сада Олимпия на Техноложке. Мне там нравилось. Днём я работал в гостиной, заказывал продукты и готовил еду, ночами смотрел фильмы на плазме, спал в отдельной комнате на хорошей кровати.
До этого я много где пожил. Большую часть жизни переезжал раз в полгода-год: были и коммуналки, и коливинги, и сожительства с женщинами, и полуподвальные клоповники, а в иное время я и вовсе оказался бездомным. Потом я научился зарабатывать ремеслом и смог арендовать хорошее жильё. Однако моя внутренняя группа «Воскресение» уже напевала: «И если боль твоя стихает, значит будет новая беда».
Когда началась война, мир экстраёбнулся. Продаж книг и коммерческих заказов у нас в Чтиве и Русском Динозавре стало порядком меньше, и я перебрался в жильё скромнее – апартаменты-студию в коммуналке на Чернышевской. Мне нравилось, что там был второй деревянный этаж с кроватью. Однако вместо уже привычной ванны был тесный душ, смыв унитаза работал на электронасосе, а вскоре стало ясно, что в квартире лютуют тараканы.
Ко мне присоединился коллега по издательству Чтиво писатель Андрей Янкус – он перебирался из Томска, и я предложил ему вписку. Вдвоём в студии было совсем уж тесно, так что мы решили снять квартиру побольше. Чтобы расширить спектр вариантов, мы стали искать трёхкомнатную квартиру – Янкус подобрал нам компаньона. Это была его юная землячка Маруся, студентка Факультета свободных искусств и наук СПбГУ, дочь томского короля специй (я в шутку называл её «Spice Girl»).
Янкус привёл Марусю к нам в студию, чтобы познакомиться. Ребячливая, небольшого роста, в кремового цвета сарафане с мелкими цветами, белокожая, с аккуратным тёмным каре, Маруся глядела на мир распахнутыми пытливыми глазами. С вожделением изучая философию, по выходным Маруся облачалась в рясу и пела в церковном хоре, и была девушкой не по годам развитой, эмоциональной и открытой. За годы соседств я выработал особую методику знакомства с потенциальными сожителями. Помимо остального, я спрашиваю их, как бы между делом:
– Я вам нравлюсь?
Чаще всего отвечают «Да» искренне, и это видно. В этом случае проблем, скорее всего, будет минимум. Реже отвечают «Да», но лгут, и это тоже видно. В этом случае проблемы, вероятно, будут. Но главное, что в этот момент человек отвечает на этот вопрос себе, задавая установку на будущее. Любые бытовые вопросы – лишь надстройка. Всё решает личное отношение.
Маруся ответила «Да» искренне.
Мы нашли просторную трёшку у сквера Галины Старовойтовой. На ста квадратах нам зажилось славно. Разве что мне приходилось беспокоить Янкуса и Марусю в домовом чате просьбами насчёт приведения общественных пространств в порядок. Большой опыт сожительства превратил меня из некогда страшно неопрятного соседа в довольно аккуратного, но – требующего этого же от других, как раньше требовали от меня.
Это мало кому нравится. Юной Марусе и свободолюбивому растаману Сибири Янкусу, конечно, поначалу со мной пришлось трудно, но они меня ценили за другие качества, потому закрывали глаза на бытовое занудство. Кроме того, они двое хорошо знали, как работают слова, и умели их понимать буквально, так что общий язык мы в итоге всегда находили.
Потом Янкус поехал на родину хоронить отца и уже не вернулся – на фоне начавшейся мобилизации отправился из Томска в Грузию, а после в Армению. Чтиво Янкус также покинул – через сутки после его назначения на должность шеф-редактора. Мы с Марусей хотели было подыскать нового жильца, но в итоге я решил снять комнату Янкуса сам: дела к тому моменту успели наладиться, а я скучал по отдельному пространству для сна.
Вдвоём в трёшке нам с Марусей зажилось ещё комфортнее. Конфликтовали мы редко и мягко. Вспомнить могу только раз, когда Марусе не понравились магниты, которые я разместил на дверце холодильника. На них были изображены обнажённые рыжие девки с грибами, это был подарок от интернет-магазина, где я заказывал сушёные пантерные мухоморы для микродозинга. Маруся заявила, что эти изображения – объективация женщины, они некрасивы и противны ей. Я убрал.
В праздники мы с Марусей устраивали приёмы гостей и фортепианные вечера. В квартире было расстроенное пианино «Украина», а сверху на нём стояла репродукция картины «Девятый вал» Ивана Айвазовского. Мы заказали настройку инструмента, и он зазвучал как следует. Маруся знакомила меня со своими однокашниками, среди них было много талантливых. Мне нравится молодёжь, я стараюсь не терять с ней связь, это позволяет не стареть душой. Мне тогда было тридцать четыре.
Раз в неделю у нас гостил Марусин парень Борис, тоже студент СПбГУ, киновед и полиамор. Кроме Маруси у него была ещё одна девушка, их троих это устраивало (особенно Бориса). Борис показывал нам киноклассику на кухонной плазме. Мне он нравился. Я называл его «Марусин борьфренд».
Однажды Боря удачно скаламбурил, и Маруся, смеясь, ответила:
– Это что, каламбуря пролетела?
– Каламборя, – уточнил я.
Так