заметно. Мне стало страшно и тоскливо, и я совершенно перестала понимать, за чем хорошим меня могут вести в глубины этих катакомб.
Мицелий вокруг давал блеклый свет, и в нем мы и двигались вперед, по проходам пещеры, пока не оказались перед большим люком, почти что горизонтальными воротами в полу. Несколько сборщиков-дикарей тут же оставили свою работу, подошли и вместе открыли крышку, чтобы мы могли спуститься по широкой наклонной лестнице вниз.
– Не стоит бояться. Это все часть производства, – сказала девушка, приглашая меня следовать дальше.
– Но выглядит это все пугающе, – с трудом сказала я, но отступать мне было некуда. “Дикарей” тут было так много, что в случае чего я не успела бы и пикнуть.
– Мы никого не принимаем в “Мико” без их желания. Мы когда-то пробовали делать так, но это порождает ненужные сомнения и волнения в нас, – девушка сказала это прежним безэмоциональным голосом, и мы продолжили двигаться дальше, куда-то в глубь земли, кажется, к самому ее центру. – Но “Мико” должно развиваться, и ему нужны новые знания и новые умы, новые навыки, чтобы продолжать достигать целей, которых мы желаем. Поэтому мы ищем тех, кто в самом деле может стать частью “Мико”, разделить наши мысли и намерения.
– “Мико”, – повторила я совсем тихо, останавливаясь перед большим залом, тихим и сумрачным в свете мицелия. Оттуда пахло землей, влагой и тленом. Это был пугающий запах, от которого по загривку пробегал холод. – Это, наверное, и есть имя грибницы, над которой экспериментировал Теодор Лайден.
– Верно. И которая сама является Теодором Лайденом.
Мы вместе сделали шаг в зал, и я смогла, наконец, разглядеть, что весь он был усыпан костями и человеческими телами разной степени разложения. Больше всего было скелетов, обглоданных временем полностью, и один из них сидел в центре, увитый белыми нитями мицелия, как бесконечными бинтами. Я замерла, не в силах шевельнуться и изо всех сил пытаясь проснуться, потому что реальность все больше напоминала больной сон, скатывающийся в кошмар.
– Человек не может перенять свойства мицелия. Но опыты показали, что возможен симбиоз. Теодор Лайден был первым человеком, который стал нами, – сказала девушка, и я невольно подняла взгляд, впервые вгляделась в ее глаза более пристально. И увидела в них тончайшие белесые нити, и они же оказались вплетены в ее плоть. – Тело и разум ассимилируются нами, и человек становится нами, разделяя общую жизнь.
– Но теряет собственное я? Пропадает, растворяется?
– Становится нами, голосом в общем хоре. Становится собой, чтобы никогда не чувствовать одиночества и не бояться. Обретает бессмертие.
– А если я сейчас скажу, что не хочу? Что я не хочу быть “вами”, хочу вернуться к себе и забыть про это все?
– Вы хотите другого. Мы исследовали вас, мы проверяли вас. У вас никого и ничего нет, и вы хотите мира и единения, спокойствия и возможности