моего кивка, хвастливо сказал, – я во всём тут в курсе. Ничего мимо меня не проходит.
– А ты ещё что-то подобное тут замечал?
– Ты имеешь в виду знаки у них на лбу? – хитро прищурился дедок.
– Угу, – кивнул я. – И знаки тоже.
– Есть такое, – задумался дедок, а я аж подобрался.
– Рассказывай, – велел я.
– В соседнем доме мужик повесился, – начал дедок, но Моня его ехидно перебил:
– Ерунда! В каждом городе кто-то постоянно вешается! Ерунда! Тебя же не об этом спрашивают!
– Моня, – цыкнул я на него.
– Молчу, – вздохнул Моня и посмотрел на Мими, которая сидела на самом высоком стеллаже с выставочными книгами к какой-то годовщине, и флегматично баюкала свою куклу.
– Во дурень, – показал мелкие острые зубки в оскале дедок, – ты бы выслушал сперва, прежде чем дурака из себя изображать…
– Давайте ближе к делу, – прервал дискуссию я.
– Да. Ближе к делу, – кивнул дедок. – На лбу этого мужика был точно такой знак, как на твоих трупах (вот они уже и стали моими).
– Опиши знак, – велел я.
– Да что там описывать, – развёл руками дедок, – круг, треугольник и точечка. Но самое главное…
– Гена, ну что, получается? – в читальный зал заглянула Ирина, дедок охнул и торопливо исчез.
– Да не очень, если честно, – честно признался я и пожаловался, – не пойму, зачем этот Зубатов меня к вам сюда определил, ведь я рисовать не умею от слова совсем.
– А это я попросила, – спокойно сказала Ирина и подсела за стол напротив меня, – газету я и сама нарисую. Я хорошо рисую и быстро.
– А я тогда зачем?
– Да разговор у меня к тебе есть. Точнее даже просьба. А больше нигде свободно поговорить и всё обсудить не получится.
Я поморщился. Вот терпеть не могу, когда так начинают.
– Ты гля какая дамочка деловая! – расхохотался Моня, – быстро тебя в оборот взяла. Ох и любят они тобой крутить, Генка.
– А что, соглашайся на просьбу, а в награду ты знаешь, что у баб просить, – и себе заржал Енох. – Это, конечно, похуже, чем твоя Изабелла, но городишко здесь паршивенький, так что и такая сойдёт.
– Слушай ты, конь развесёлый, – прошипела вдруг Ирина и пристально посмотрела на Еноха, – ты рот свой поганый закрыл бы. А то места в моём городишке тебе не будет. Это я уж точно говорю!
Енох побледнел и исчез. Моня ретировался следом. Мими осталась сидеть на стеллаже. Кажется, ей было весело. Если не ошибаюсь, она вовсю смеялась.
– Давай говори свою просьбу, – вздохнул я.
Поздно вечером я вернулся в комнату и с удовольствием плюхнулся на кровать. Умаялся в этой суете ужасно. Уже проваливаясь в царство Морфея, услышал жуткий, душераздирающий крик.
Кричала Клара Колодная.
Я подскочил и, как был, в одних трусах, бросился к ней, право же её квартира была рядом. По коридору пробежали Гудков, Зубатов и Бывалов.
Крик не прекращался, переходя в булькающие звуки.
Зубатов дернул ручку –