от него сочувствия.
В конце коридора возникла крупная бабища средних лет. Скорее всего, уборщица.
– Это твоя жена? – спросила Инна.
Владик обернулся.
– Не-ет, – прогудел он.
– Я пойду, пожалуй, – сказала Инна. – А то твоя появится, даст по шее…
Инна явно упрощала его выбор – и тем самым унижала его самого. Значит, страдает. Значит, ей не все равно. Значит, зло берет, кишки дерет. А было бы все равно – улыбнулась доброжелательно и – мимо.
Инна повернулась и ушла. У нее были дела в редакции. Но какая боль в душе, какое недоумение… Как могло случиться ТАКОЕ? Предательство всегда внезапно, как война без предупреждения.
Инна вышла на улицу.
Под ногами – каша, в душе – пустота. Безвременье. Хорошо бы вот такие пустые дни, недели, месяцы изымать из жизни и класть на сберкнижку, как деньги. Складывать пустое время. Набирались бы годы. А потом, впоследствии, когда жизнь наладится, придет счастье или просто старость, когда дорог каждый день, – вот тогда снять с книжки эти потерянные дни и проживать их со вкусом и наслаждением.
Маша тоже переживала безвременье. Она понимала, что может сесть между двумя стульями, и принималась налаживать то, что есть. А именно – Гарика. Надо было немного: заставить его зарабатывать.
Инна часто заходила к ним, ощущала потребность в общении. Дикареша вылетала навстречу и замирала. Начинался маленький театр.
– Кто это? – с удивлением спрашивала Инна, указывая на Дикарешу.
– Где? – притворно не понимала Маша.
– Да вот. Девочка какая-то… Откуда она взялась?
– Понятия не имею. Может быть, в окно влетела…
– А вы ее не обижаете? Не бьете? Даете покушать?
– Да вот… Не знаем даже, что с ней делать. А вам не надо, случайно?
– Если недорого, то я возьму…
Дикареша была счастлива от такого количества внимания. А Настя тихо ревновала и жалась к Инне.
– Мама, а про меня поговорите тоже, – просила Настя.
– А это кто? – переключалась Маша.
– На дороге нашла, – отзывалась Инна.
– Давай меняться, – предлагала Маша.
Дикареша пугалась. Она была еще маленькая и верила, что ее могут обменять на чужую девочку.
Инна чувствовала, что ей рады, особенно Гарик.
Гарик брал гитару и пел. Голос был небольшой, но мягкий. Гарик пел свои песни, неплохие. Было очевидно, что Гарик гуманитарий и инженерная работа стояла у него поперек горла. Он был не на своем месте. А какое место – его? Он этого не знал. И никто не знал.
Время от времени Инна находила ему денежную работу, но Гарик каждый раз отклонял предложение.
– В редакции нужен шофер грузовика, – сообщала Инна, – рабочий день не нормирован, зарплата как у профессора.
– Значит, я буду пахать с утра до ночи? – догадался Гарик.
– Большие деньги даром не дают.
– А жить когда? – интересовался Гарик.
– В Америке все работают с утра до