рассмеялся, а его рука, которую он хотел сложить для крестного знамения, лишь хищно пошевелила пальцами.
– Ну что, нашли, стервятники, ястребы, падальщики? – бормотал он. – Слепые дворняги, вы подняли лай слишком рано. Но подождите, долго волки прятались за забором. Справедливость восторжествует. Вы будете плакать и скрежетать зубами, когда они вопьются в ваши ноги. Я бедный человек, но вам будет житься хуже, чем мне, хуже, чем самой поганой собаке. Вы говорите, что курфюрст – мальчишка. Из мальчиков вырастают мужчины, а вот о том, что будет с вами, надо будет спросить у палача. Распрягли моих лошадей, побросали мои товары! Кто возместит ущерб? И ремни порвались. Кто их свяжет? Крышка сундука продавлена. Я подам в суд! Клянусь! Клянусь своей шеей, хоть меня здесь никто и не слышит. Золота и серебра в этом сундуке было на три тысячи… Пресвятая Дева, что это такое?!
Что‑то зашуршало и захлопало. Буря утихла, теперь дул лишь легкий ветер, который раскачивал на сосне нечто напоминающее гигантские руки. Клаус Хеддерих ловко, словно кошка, соскочил с телеги и залег под ней, стуча зубами от ужаса.
– Святой Николай, святая Урсула, Пресвятая Богородица, спасите меня! Бог Отец, Сын и Святой Дух, я всегда крестился на перекрестках дорог, я никогда не пропускал обедни, конечно, когда мог ее не пропускать, я не совершал смертных грехов, не проливал ничью кровь, я исповедуюсь и молюсь, когда заканчиваю с торговыми делами. Еретические учения мне противны, я всегда плюю вслед евреям. Я принес освященную свечу в жертву Деве Марии в Хафельбергском соборе. А еще я толкнул рабби Элиезара локтем, когда встретился с ним на лестнице. Святая Клара, святая Марта, святая Урсула и Христова кровь в Вильснаке [33], клянусь, я просто ошибся, не было в сундуке золота и жемчугов, я соврал! Уважаемые святые должны учесть, что я раскаялся! Я завышаю цены не более чем на десять монет. А еще я готов поклясться, что мой овес стоит выше рыночного на сущие гроши. Все это я делаю исключительно по доброте душевной…
Ведьма, сидящая на дереве, не спешила его хватать. Все еще бормоча, торговец поднял голову и стал всматриваться из-под спутанных волос. Но чем больше он вглядывался в то, что его напугало, тем тише делался его шепот. Нечто все еще шуршало и хлопало между сосен, но торговец уже сидел на земле и стряхивал с себя пыль. Затем он сердито прокричал:
– Ну и вздор! Это же старые штаны Гётца фон Бредова! Вот они‑то мне и пригодятся вместо порванных ремней.
Глава пятая
Замок Хоен-Зиатц
После того как буря утихла, флюгер на крыше еще долго крутился на своих ржавых петлях. Луна смотрела сквозь рваные облака на старый замок Хоен-Зиатц, и если бы у нее могли быть какие‑то эмоции, то сейчас она была бы озадачена. При свете дня любой путешественник назвал бы замок обветшалым родовым гнездом. Он находился на возвышении, среди заболоченных лугов. За ними, там, где заканчивались пруды и канавы, раскинулись сосновые леса. Их белоснежный песок постепенно переходил в темное болото. Узкие