ерцало пламя, создавая причудливый танец, олицетворяющий борьбу света с тьмой.
Рядом с очагом, облачённый в белые льняные расписные одежды, сидел человек с седыми волосами, обрамлёнными металлическим обручем, и густой бородой, в которой виднелась обильная проседь. Его голубые глаза были глубоки и ясны, как небо в ясную погоду, а лицо покрывала сеть глубоких возрастных морщинок. Он был стар, и уже третий десяток лет нес бремя верховного волхва старых богов.
Старик смотрел в огонь, погружаясь всё глубже в свои мысли. Его взгляд был тяжел и мрачен, а в глазах отражалось всё бремя мыслей, заполонивших его разум. Он чувствовал, что скоро эти земли постигнет великое горе, моря крови и большие потрясения.
Князь, недавно прибывший из своих заморских завоеваний, неожиданно повелел забыть веру предков, которая передавалась из поколения в поколение на протяжении сотен, а может быть, и сотен сотен лет. Во всех уголках некогда спокойных земель начали появляться наставники и учителя, распространяющие новую веру среди простого люда. Старые идолы и кумиры были сброшены в реку или сожжены, капища осквернены и разграблены. Людей, которые отказывались принимать новую веру и всячески сопротивлялись этому, выжигали огнём и кололи мечом. Населению насильно насаждали чуждые обряды и таинства.
И так было уже не первый десяток лет. Земель, почитавших веру предков, становилось всё меньше и меньше. Многие крупные княжества не поддержали решения правителя, в великий род была посеяна смута, брат шёл на брата в этой кровавой бойне.
Из раздумья старца вывел звон и крик, раздавшийся из коридора. Что-то металлическое звонко ударилось об пол. Волхв тяжело поднялся и открыл массивную дубовую дверь. В коридоре стоял отрок лет десяти, а рядом с ним на полу лежала большая блестящая кружка с разлитым на пол приятно пахнущим пряными травами отваром. Старец посмотрел, пытаясь разглядеть черты лица в полумраке ребёнка, и спросил: «Лукьян, ты что ли? Отрок, ты окоянный? Ночь на дворе почти, почему ты не спишь, а шатаешься по залам да другим спать не даёшь?» – «Тятя Мирослав, меня воевода к вам послал, сказал принести вам отвар, но я не донёс», – ответил мальчуган. – Это я уже заметил. Как угораздило-то тебя? – спросил мудрец.
– Я шёл к тебе с этим важным поручением и почти добравшись до своей цели, нос к носу столкнулся с огромной мышью, испугался, ибо подумал, что она может кинуться на меня, и побежал, но спотыкнулся об выступ, торчащий в полу, и упал.
Тот улыбнулся, посмотрев на Лукьяна. Мышь-то огромная была, говоришь?
Вот такая, – ответил мальчик, разводя руки в стороны и показывая на внушительные размеры мыши, примерно с небольшую собаку.
«Если бы мыши в наших палатах были такими же большими, то через пару недель наши кладовые были бы пусты, как поля зимой», – подумал старец.
– Ладно, отрок, иди спать, – сказал старик с добродушной улыбкой. – Ты засиделся, а я прогуляюсь до трапезной сам.
– Ты не сердишься, дядя Мирослав? – спросил мальчик.
– Не сержусь, беги спать, уже поздно. Утро вечера мудреннее.
Старец поднял кружку и проводил взглядом мальчика, пока тот не скрылся за поворотом. «Да, тяжелое время выпало на твоё детство дитя, смутные времена», – и вновь погрузился в свои думы.
Лукьян появился в лагере полгода назад. Его нашли охотники, собиравшие дичь в лесу. Он был на грани жизни и смерти и от голода не мог внятно мыслить. Звероловы принесли его в лагерь, где травник смог поставить его на ноги спустя пару дней.
Юнец поведал, что его семья бежала из соседних земель, спасаясь от гонений. Пришли чужаки в странных до селе не виданных одеяниях, с крестами, да книгами в руках, а с ними и ратный люд —поговаривали, что это дружина самого Великого князя.
В первые дни всё было спокойно. Городских собрали на площади и начали рассказывать, как правильно поклоняться новому богу и что старые боги – это ересь и бесовщина. Среди горожан поднялся ропот: «Кому нужен этот новый бог, у нас своя вера из покон века, предками данная». Один из мужиков от злобы даже бросил в них камень и попал прямо в лоб тому, кто больше и яростнее всех проповеди читал.
Мужика схватили дружинники да и отрубали ему руку, чтобы смуту не наводил. Народ сразу встрепенулся, и той же ночью на вилы подняли дружину князем посланную. Было их всего человек полста, горожане кого перебили, а кто и сам утек с городу. Иноверцев, тех, что с книгами и в одеждах, повесили за воротами, чтобы не повадно было.
Местный правитель стал собирать дружину, он то знал, что не оставят их теперь в покое. Обратился к народу и сказал то, о том, что придут карать их за неповиновение, воле князевой да город к осаде надобно готовить. Народ стал готовиться к прибытию войска властителя, но не сдюжили, велика была сила захватчиков, неравен был бой. Часть горожан, что порасторопней была, убежала в лес переждать, не все хотели умирать ради каких то там традичий да обрядов. Рать правителя прибыла через месяц, и конца и края ему не было. Город взяли быстро. Князька бунтарского и его рать перебили ибо не стали те сдаваться да и смысла в этом не было, все одно бы казнили, а в городе особо не церемонились,