было определить по силуэтам и развевающейся одежде. И кроме того, на внутренней стороне портмоне нашли ваши отпечатки, гражданка Грацкая! Зачем вы подбросили портмоне на место убийства? Хотели скрыть настоящего убийцу? Вы пособничали или убили девушку? До выяснения всех обстоятельств вы арестованы. Пройдёмте в машину.
Глафиру увели. Я в остолбенении смотрела ей вслед, а в ушах всё звучал её голос:
– Да я подбросила это дурацкое портмоне, потому что хотела отомстить! Он оскорбил меня. Посмеялся при всех! Я никого не убивала!
«Боже мой, Глафира, как же так. Кто бы мог подумать. Подкинула портмоне. Мне она совсем не казалась злобной и мстительной», – думала я. У меня опять ужасно разболелась голова.
Через несколько дней Глафиру отпустили, и она уехала из пансионата, так быстро, что я её больше и не увидела. Отпуск подходил к концу. Я ещё подходила пару раз на ресепшен к Маргарите узнать, не нашли ли убийцу, но так ничего не выяснила. «Наверное, не нашли», – подумала я.
Настал день моего отъезда из пансионата. Поезд уносил меня в Москву.
– Наконец, всё позади, – облегчённо вздохнула я.
Забросила чемодан под нижнюю полку и села. Дорога отсчитывала километры стуком колёс. Вот и всё. Я вдруг вспомнила перекошенное смехом лицо Галины. Она тыкала мне в лицо фотографии, на которых они с моим Андреем… Она совала мне в лицо изменой моего любимого, и издевательски смеялась. Я не помню, что больше всего меня поразило, измена мужа или её бесстыжий смех. Я помню только, как мне ужасно захотелось стереть этот смех, стереть его с её лица навсегда! Я ясно представила, как в бешенстве сорвала с себя шарф и накинула ей на шею. Я тянула изо всех сил, на что была способна, но видела, как улыбка её становилась всё шире и шире.
– Ты замолчишь, ты замолчишь, – тряслась я в бешенстве, напрягая все свои силы, а она всё билась и билась, заходясь в смехе.
Потом затихла. Я опомнилась. Взглянула и опешила. Вместо улыбки оскал ужаса был на её лице. Я отпрянула. Ужас тупой болью отозвался в висках. Я бросилась бежать. Вернулась я через несколько часов. Да, Галя действительно была мертва.
«Так тебе и надо, зараза», – подумала я.
Осмотрела всё вокруг, нет ли чего, чтобы меня выдало. Шарф! На нём могут быть мои отпечатки. Я осторожно, словно боясь её разбудить, стянула его с её шеи. Подобрала клочки фотографий. На другой день я съездила в город и, озираясь вокруг, прикрываясь летним зонтиком, чтобы никто не заметил, достала из мусорного ведра на вокзале первый попавшийся использованный билет. Мне повезло. Это был утренний билет того дня, когда я свела счёты с Галиной. Я была в лёгких летних перчатках, следы на нём остаться не должны были.
«Всё хорошо, – трясясь, успокаивала я себя, – всё хорошо. Отнесу его и брошу рядом с Галей. Пусть подумают, что кто-то приезжий это сделал. Только бы её не обнаружили раньше. Только бы её не обнаружили раньше…».
Воспоминания прервала сильная головная боль. Я тихонечко застонала. Вытащила из сумочки цитрамон и приняла две таблетки.
«Ничего, сейчас пройдёт, это